Современный цивилизационный анализ в мировой и российской социологии: проблемы и перспективы
Современный цивилизационный анализ в мировой и российской социологии: проблемы и перспективы
Аннотация
Код статьи
S013216250018034-0-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Масловский Михаил Валентинович 
Должность: ведущий научный сотрудник; профессор департамента прикладной политологии
Аффилиация:
Социологический институт РАН – филиал ФНИСЦ РАН
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге
Адрес: Российская Федерация, Санкт-Петербург
Выпуск
Страницы
3-12
Аннотация

Современный цивилизационный анализ представляет собой динамично развивающееся направление мировой исторической социологии. Вместе с тем данное направление сталкивается с рядом препятствий, обусловленных его внутренними концептуальными проблемами, сохранением дисциплинарных границ между социологией и историей и идеологическим использованием понятия цивилизации. Идеологизация цивилизационного подхода оказала негативное влияние в том числе и на его рецепцию российскими социологами. Однако в последние годы возрастает интерес отечественных исследователей к современному цивилизационному анализу, представленному трудами Ш. Эйзенштадта и Й. Арнасона. Но следует учитывать, что их подходы остаются на уровне общей теории. В качестве примера теории среднего уровня в статье выделяется исследовательская программа «цивилизационной политики» в сфере международных отношений, которая характеризуется как дополняющая цивилизационный анализ в исторической социологии.

Ключевые слова
историческая социология, междисциплинарный подход, цивилизационный анализ, идеология, международные отношения, цивилизационная политика
Классификатор
Получено
14.12.2021
Дата публикации
28.03.2022
Всего подписок
11
Всего просмотров
63
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 В числе ведущих направлений глобально ориентированной исторической социологии современные исследователи выделяют мир-системный анализ И. Валлерстайна и концепцию источников социальной власти М. Манна [Smith, 2014], а также цивилизационный анализ Ш. Эйзенштадта и Й. Арнасона [Шпон, 2014]. Теоретический фундамент социологического цивилизационного анализа был заложен в 1970-е гг., а полностью сформировалось это направление в первой половине 2000-х гг., когда публиковались ключевые труды его ведущих теоретиков [Eisenstadt, 2003; Arnason, 2003]. В целом данный подход продолжает и развивает веберовскую традицию в изучении модернизационных процессов. Но акцент при этом делается не столько на влиянии хозяйственной этики мировых религий на развитие капитализма, сколько на цивилизационных основаниях различных траекторий политической модернизации [Spohn, 2010]. В статье рассматриваются проблемы, с которыми сталкивается цивилизационный анализ, препятствия для рецепции данного подхода в российской социологии и перспективы его дальнейшего развития.
2 Препятствия для развития социологического цивилизационного анализа. Во введении к русскоязычному изданию своих избранных статей один из ведущих теоретиков современной исторической социологии Й. Арнасон указывает на существующие в настоящее время препятствия для развития социологического цивилизационного подхода [Арнасон, 2021: 8–15]. В их числе он выделяет, во-первых, ряд внутренних концептуальных проблем; во-вторых, трудности с преодолением дисциплинарных границ между социологией и историей; в-третьих, идеологизированное использование понятия цивилизации.
3 С точки зрения Арнасона, нерешенные концептуальные проблемы, которые являются внутренними для цивилизационного анализа, отчасти обусловлены взаимной изоляцией отдельных аспектов данного подхода. Это наглядно видно на примере концепций двух его ведущих теоретиков в социологии ХХ века Н. Элиаса и Ш. Эйзенштадта, предлагавших различные трактовки понятия цивилизации. Элиас использовал данное понятие в единственном числе, сосредоточив внимание на исторических процессах в странах Западной Европы, тогда как Эйзенштадт осуществил сравнительный анализ множественных цивилизаций, сложившихся в эпоху осевого времени. Тем не менее, как полагает Арнасон, внутренние проблемы цивилизационного анализа могут быть преодолены, а подходы Элиаса и Эйзенштадта во многом дополняют друг друга.
4 Второе препятствие для развития цивилизационного анализа связано с существующим разделением труда в науке. В частности, сталкиваются с определенными сложностями попытки достижения более тесного сотрудничества историков и социологов. О различиях в подходах представителей этих двух дисциплин свидетельствует, например, тот факт, что в новейшей работе, посвященной рассмотрению понятия цивилизации с позиций интеллектуальной истории [Велижев, 2019], характеризуется социологическая концепция Н. Элиаса, а также вклад Э. Дюркгейма и М. Мосса, но не идейное наследие М. Вебера. С точки зрения истории понятий это представляется вполне очевидным, коль скоро в веберовских трудах сам термин «цивилизация» практически не встречается. Однако веберовские «культурные миры» могут рассматриваться как аналогичные понятию цивилизации [Арнасон, 2021: 9], и для сегодняшней исторической социологии именно Вебер выступает крупнейшим теоретиком цивилизационного анализа [Arnason, 2019; Kalberg, 2021].
5 В работах зарубежных историков можно встретить вполне благожелательное восприятие цивилизационного подхода [Фергюсон, 2014]. Вместе с тем представители популярного сегодня на Западе направления «глобальной истории», как правило, довольно скептически настроены в отношении социологического цивилизационного анализа. Как утверждает немецкий историк С. Конрад, Эйзенштадт и его последователи трактуют каждую цивилизацию как «самодостаточную единицу», развитие которой «полагается эндогенным и зависимым только от ее отличительных культурных особенностей» [Конрад, 2018: 86]. Более того, по мнению Конрада, «постулируя цивилизацию в качестве дискретной единицы анализа, определяемой автономными процессами культурного развития, данная теория игнорирует долгую историю взаимодействий исследуемой цивилизации» [Конрад, 2018: 87].
6 Однако подобная интерпретация, очевидно, является односторонней, поскольку она лишь отчасти применима к подходу Эйзенштадта и полностью игнорирует вклад «реляционной» версии современного цивилизационного анализа [Smith, 2017], представленной в работах Арнасона. Как демонстрирует В. Шпон, Эйзенштадт рассматривал «цивилизационные комплексы», которые характеризовались также и «межцивилизационными и трансцивилизационными взаимосвязями и взаимодействиями» [Spohn, 2011: 286]. Хотя сравнительный анализ процессов межцивилизационного взаимодействия не находился в центре внимания Эйзенштадта, такие процессы подробно изучались другими представителями исторической социологии. Если Б. Нельсон обратился к цивилизационной проблематике независимо от Эйзенштадта, то Арнасон учитывал теоретический вклад обоих этих ученых. При этом социологический цивилизационный анализ совместим с различными направлениями исторических исследований: от локальной до глобальной истории [Российское общество, 2021: 56–74].
7 Третье препятствие для развития современного цивилизационного анализа связано с идеологическим использованием понятия цивилизации. В целом сложилось два во многом противоположных подхода к такому использованию данного понятия. С позиций концепции С. Хантингтона цивилизации рассматриваются в качестве практически неизменных структур с четко определенными границами, вдоль которых могут разворачиваться конфликты. С точки зрения постколониальной теории, цивилизации расцениваются как преимущественно дискурсивные конструкты. Но и в том, и в другом случае цивилизационный подход оказывается в значительной степени идеологизированным.
8 Что касается концепции столкновения цивилизаций, заслуживает внимания ее общая оценка, предложенная Арнасоном. С одной стороны, как полагает этот социолог, данную концепцию отличает преувеличенное представление о коллективной идентичности как неизменной и центральной особенности цивилизаций и о ее непосредственном переводе в политические стратегии. Однако следует учитывать, что «в сегодняшнем мире нет целостных цивилизаций того типа, о котором говорят те, кто предсказывает столкновение между ними» [Арнасон, 2021: 83]. С другой стороны, Хантингтон наделил западную цивилизацию «привилегированной миссией» защиты прав человека. «Такая комбинация, очевидно, была готова для идеологического использования» [там же: 16].
9 В отечественной научной литературе и в еще большей степени в политической публицистике также обсуждалась концепция столкновения цивилизаций, восприятие которой во многом определялось идеологическими установками обращавшихся к ней авторов. Если сторонники либеральных идей, как правило, негативно оценивали тезис о столкновении цивилизаций, то представители «государственнических» идеологических течений соглашались с указанным тезисом, но чаще стремились обосновать «евразийский», а не православный характер российской цивилизации [Tsygankov, 2003: 63-65]. Следует подчеркнуть, что в конечном итоге идеологизированные дискуссии вокруг тезиса Хантингтона послужили препятствием для рецепции цивилизационного подхода отечественными социологами, которые в основном воздерживались от участия в этих дискуссиях.
10 Сторонники постколониального подхода утверждают, что понятие цивилизации отражает наследие колониализма и призвано легитимировать превосходство Запада над незападными обществами, а нередко и полностью отвергают данное понятие как «расистское». Тем не менее, замечает Арнасон, «идеологическое использование теоретических понятий не является причиной отказа от них. Что стало бы с понятиями нации и класса, если бы мы следовали рекомендациям тех, кто хочет изгнать “цивилизацию” из словаря гуманитарных наук?» [Арнасон, 2021: 15]. Кроме того, такие авторы, как А. Тойнби, Б. Нельсон и Ш. Эйзенштадт, внесшие значительный вклад в разработку теорий цивилизации, отнюдь не использовали эти теории для оправдания западного доминирования.
11 Не отказываясь от «взвешенной» критики европоцентризма, Арнасон не принимает характерное для постколониальной теории «принижение всего европейского». Он подчеркивает, что европейцы «стали первопроходцами великой трансформации, но они никогда ее полностью не контролировали; они были особенно подвержены влиянию ее непредвиденных последствий (таких как, прежде всего, глобальные конфликты ХХ столетия), и они не могут рассчитывать понять ее без отсылки к опыту, традициям и интерпретативным попыткам других цивилизаций» [там же: 81-82]. Однако такая оценка является сегодня скорее исключением в литературе, посвященной взаимоотношениям Запада с незападными обществами, где явно преобладает точка зрения сторонников идей постколониализма. Следует отметить также, что крайности постколониальной теории не получили распространения в российской социальной науке, но в ней представлены собственные трактовки понятия цивилизации, которые в ряде случаев также оказываются идеологически мотивированными.
12 Цивилизационные подходы в постсоветской России. В первое постсоветское десятилетие доверие отечественных социологов к цивилизационной теории во многом подрывалось ее широким использованием в рамках культурологии, которая стремилась заменить марксистскую схему последовательной смены общественно-экономических формаций столь же упрощенной схемой расцвета и упадка замкнутых, самодостаточных цивилизаций. «Новая тенденция приобрела неимоверный размах: всякий, кто хотел бы заниматься историей цивилизационного подхода в позднем СССР и постсоветской России, придет в ужас от обилия статей, сборников и монографий, безжалостно эксплуатирующих изучаемый нами термин» [Велижев, 2019: 139]. Многочисленные ссылки в подобной литературе на Н.Я. Данилевского, евразийцев, О. Шпенглера, А. Тойнби сопровождались игнорированием уже сложившихся социологических цивилизационных теорий, в особенности идей Н. Элиаса и Ш. Эйзенштадта. Кроме того, цивилизационные подходы нередко ассоциировались с такими идеологическими течениями, как неоевразийство, предлагавшими в том числе и «особую социологию для особой страны» [Kurakin, 2017: 400].
13 Цивилизационные подходы в российской научной литературе характеризовались рядом зарубежных исследователей [Scherrer, 2013; Turoma, Mjør, 2020], причем рассматривался и вопрос об их возможном влиянии на государственную политику [Katzenstein, Weygandt, 2017]. Основное внимание в данном случае уделялось идеологическим аспектам использования понятия цивилизации. Следует отметить, что в публикациях зарубежных исследователей нередко присутствует тенденция делать акцент на маргинальных в российском научном сообществе, но экзотических для западной аудитории идейных течениях. В частности, это относится к ранее упомянутому неоевразийству. Однако попытки представить данное направление в качестве наиболее аутентичного выражения русской мысли не выдерживают критики. Характерно, что ведущие западные исследователи все чаще указывают на явно избыточное внимание своих коллег к подобного рода идейным построениям [Laruelle, 2019: 95]. Тем не менее при обсуждении российских цивилизационных подходов западные авторы, как правило, выделяют работы философов и культурологов, но не социологов, обращавшихся к понятию цивилизации.
14 В отечественной социологии значение цивилизационной теории для исследований социальных трансформаций в российском обществе подчеркивал, в частности, О.И. Шкаратан. В его работах рассматривается проблематика «этакратизма» как особого социального строя и прослеживается зависимость от колеи предшествующего развития, проявившаяся в разные периоды российской истории [Шкаратан, 2007; 2010]. По мнению Шкаратана, многообразие траекторий социальной динамики в конечном итоге сводится к различию между двумя типами цивилизации: европейским и азиатским. Если для европейского типа характерно существование частной собственности, баланса интересов между гражданским обществом и государством и приоритета индивидуалистических ценностей, то азиатский тип отличает преобладание государственной собственности, всемогущество институтов государственной власти при фактическом отсутствии гражданского общества, а также преобладание общинных ценностей [Шкаратан, 2010: 26].
15 В целом, как указывал Шкаратан, в современном мире различные типы социальной и политической организации во многом зависят от цивилизационного фактора. С таких позиций он сравнивал Россию с посткоммунистическими странами Восточной Европы. С его точки зрения, Россия образовывала ядро системы «этакратизма», тогда как западная периферия советского блока отчасти сохраняла европейские институты и ценности и в коммунистический период [там же: 31]. В обоих случаях цивилизационное наследие сыграло значимую роль в ходе посткоммунистических трансформаций. Если страны Восточной Европы в основном смогли преодолеть наследие этакратизма, то в России этот социальный строй был трансформирован лишь частично, причем не произошло решительного поворота к частной собственности, гражданскому обществу и демократическим политическим институтам.
16 Однако следует отметить, что Шкаратан, рассматривая российский случай, делал акцент на слиянии власти и собственности. Осуществленный им анализ относится, прежде всего, к экономике и политике и в меньшей степени ориентирован на сферу культуры. Вместе с тем некоторые положения предложенного им подхода были подвергнуты критике. В частности, указывалось, что данный подход, соединяющий институциональный анализ с цивилизационной теорией, нацелен на поиск наследия «реликтовых следов» прежних исторических периодов в радикально изменившемся социально-экономическом, политическом и культурном контексте современного российского общества [Козловский, Браславский, 2020]. При этом используемые в работах Шкаратана исторические аналогии не объясняют, каким образом этакратические структуры могли сохраняться в течение столетий в разнообразных социальных условиях. Отмечалось также, что наследие советских экономических структур в большей степени повлияло на ход российских трансформаций, чем более древние формы исторического наследия, связанные с сословной социальной структурой [Ильин, 2017: 42].
17 Как демонстрируют В.В. Козловский и Р.Г. Браславский, формирование неоэтакратической модели Шкаратана следует рассматривать в социально-политическом контексте российских реформ 1990-х гг. и их ближайших последствий, а также с учетом неудавшейся попытки этого социолога повлиять на ход данных реформ. С такой точки зрения, труды Шкаратана могут быть истолкованы как продолжение полемики «с политическими оппонентами, их критика и самооправдание» [Козловский, Браславский, 2020: 5836]. В то же время не вызывает сомнений стремление этого ученого раскрыть реальные основания социальных процессов, происходивших в российском обществе. При всех критических замечаниях в адрес предложенной им концепции она остается примером своеобразного социологического подхода, использующего элементы цивилизационного анализа.
18 Одной из тенденций развития российской социологии последних двух десятилетий выступает ее возрастающая интернационализация. Отмечалось, что в сфере социологии культуры отечественные ученые использовали две стратегии интеграции в мировую науку [Kurakin, 2017]. С одной стороны, некоторые исследовательские центры принимали участие в масштабных эмпирически ориентированных проектах, как всемирный обзор ценностей (World Values Survey). С другой – применялась стратегия «популяризации западных теорий культуры в российской науке» [Kurakin, 2017: 409]. Одним из примеров второй из указанных тенденций стало формирование вокруг сектора истории российской социологии Социологического института РАН сети исследователей, в центре внимания которых находятся идеи представителей современного цивилизационного анализа.
19 Интерес к цивилизационному анализу как направлению исторической социологии возрастает в работах отечественных ученых с начала 2010-х гг. В новейших публикациях на эту тему рассматриваются идеи ведущих представителей данного направления и более широкая проблематика цивилизационного структурирования обществ [Maslovskiy, 2019; Браславский, Козловский, 2021; Российское общество, 2021]. Важным событием стала публикация переведенного на русский язык сборника статей Й. Арнасона, посвященных цивилизационной теории и исследованию советской модели модерна [Арнасон, 2021; Карасев, 2021].
20 Современный цивилизационный анализ и исследовательская программа «цивилизационной политики». В настоящее время существует ряд теоретических и методологических вызовов, на которые должен ответить социологический цивилизационный анализ. Прежде всего, возникает вопрос о том, в какой степени данное направление, ориентированное на прошлые исторические эпохи, применимо для изучения социальных процессов, происходящих в сегодняшних обществах. Вместе с тем следует учитывать, что исследования процессов межцивилизационного взаимодействия с позиций этого подхода недостаточно акцентируют внимание на акторах такого взаимодействия. Но наиболее острая проблема, с которой сталкивается цивилизационный анализ, связана с тем, что данное направление в целом остается на уровне общей теории и испытывает определенные сложности с разработкой теорий среднего уровня, в большей степени допускающих эмпирическую проверку.
21 В зарубежной социологии предпринимались попытки дать ответ по крайней мере на некоторые из указанных вызовов. В частности, В. Шпон рассмотрел значение теоретических положений цивилизационного анализа для политической социологии [Spohn, 2010]. Дж. Деланти использовал идеи теоретиков цивилизационного анализа для изучения как исторической динамики европейского модерна [Delanty, 2013; Масловская, Масловский, 2017], так и современных социокультурных процессов [Delanty, 2011]. Однако предложенный Деланти подход к исследованию межкультурного взаимодействия в целом уже не нуждается в понятии цивилизации. В. Кнебль обсуждал перспективы преодоления недостатков методологии цивилизационного анализа Ш. Эйзенштадта путем обращения к идеям представителей неоинституционального направления в исторической социологии [Knöbl, 2010: 88–91]. Но возможность какого-либо соединения столь различных по своим теоретическим основаниям подходов представляется довольно проблематичной. В то же время плодотворной может оказаться «интерпретативная полемика» между цивилизационным анализом и другими современными теоретическими подходами, в том числе теорией структурации как основой изучения модернизационных процессов в российском обществе [Kivinen, Maslovskiy, 2021; Черныш, 2021].
22 Пример достаточно успешной разработки теории среднего уровня дают исследования международных отношений, где в последние годы наблюдается отказ от упрощенных и односторонних подходов, как модель «столкновения цивилизаций». На смену теоретизированию в духе С. Хантингтона приходят более эмпирически обоснованные исследования. В частности, американский политолог П. Катценштейн выдвигает новое направление в изучении «множественных и плюралистичных» цивилизаций, взаимодействующих на мировой арене. Характерно, что он подчеркивает значение для своего анализа идей таких представителей исторической социологии, как Ш. Эйзенштадт, Р. Коллинз и Н. Элиас [Katzenstein, 2010: 14–22]. Однако Катценштейн не учитывает в полной мере внутренние концептуальные проблемы социологического цивилизационного анализа, проявляющиеся, например, в различиях подходов Элиаса и Эйзенштадта [Арнасон, 2021: 9–12]. Американский исследователь ссылается и на работы Й. Арнасона, но не выделяет его концепцию межцивилизационного взаимодействия в качестве одного из источников собственного подхода. Тем не менее, данная концепция представляется перспективной для анализа взаимоотношений между акторами международной политики, претендующими на определенную цивилизационную идентичность.
23 Исследовательскую программу «цивилизационной политики» в международных отношениях сформулировал итальянский политолог Г. Беттица. С его точки зрения, в сегодняшнем мире многие акторы ведут себя таким образом, как если бы цивилизации действительно существовали и взаимоотношения между ними были значимы в мировой политике. Тем самым, цивилизации выступают как разновидность «воображаемых сообществ». Как указывает Беттица, цивилизационные дискурсы структурируют социальные действия и воплощаются в устойчивых практиках и организационных структурах. Кроме того, выступающие от имени определенной цивилизации акторы могут получить признание в качестве таковых, тем самым приобретая легитимность [Bettiza, 2014: 18–19]. Однако необходимо учитывать, что программа цивилизационной политики, которая ориентируется на конструктивистскую методологию, в меньшей степени применима для анализа исторического наследия ранее существовавших цивилизаций, чем современный цивилизационный анализ в исторической социологии.
24 Концепция цивилизационной политики, по-видимому, может быть использована и для анализа внутриполитических процессов. Данный подход выделяет различных политических акторов и раскрывает причины, по которым они воспринимают какие-либо процессы в цивилизационных терминах. Следует отметить, что зарубежными исследователями характеризовались, в частности, изменения в цивилизационной риторике российской политической элиты [Linde, 2016]. В то же время в последние годы больше внимания стало уделяться тому, какой отклик цивилизационный дискурс находит у широких слоев населения. Исследование данной проблемы осуществили на основе вторичного анализа данных опросов общественного мнения М. Ларюэль и Г. Хейл [Laruelle, Hale, 2020], хотя сделанные ими выводы представляются чрезмерно широкими в силу ограниченности имевшегося в их распоряжении эмпирического материала. Более продуктивным в данном случае, по-видимому, является использование качественных методов [Blackburn, 2021]. Тем не менее теоретические модели социологического цивилизационного анализа в основном оставались вне сферы внимания исследователей. Можно предположить, что для всестороннего изучения различных аспектов цивилизационной политики в современной России требуется обращение не только к соответствующей исследовательской программе, сформированной в сфере международных отношений, но и к теоретическому арсеналу современной исторической социологии.
25 Заключение. Развитие современного цивилизационного анализа в исторической социологии продолжает сталкиваться с определенными препятствиями и должно отвечать на теоретические и методологические вызовы. Прежде всего, требуется преодолеть нерешенные внутренние проблемы данного направления и наладить более плодотворный диалог с исторической наукой. Кроме того, проявляются проблемы, обусловленные распространением идеологизированных подходов к понятию цивилизации. Следует учитывать также, что современный цивилизационный анализ в основном не обращается к изучению сегодняшних обществ и недостаточно акцентирует внимание на акторах межцивилизационного взаимодействия. Исследовательская программа цивилизационной политики, по-видимому, позволяет преодолеть указанные ограничения. Концепция цивилизационной политики применима для изучения как международных отношений, так и внутренней политики стран, претендующих на явно выраженную цивилизационную идентичность. В конечном итоге представляется необходимым более тесное взаимодействие новых подходов к цивилизационной проблематике, сложившихся в исторической социологии и исследованиях международных отношений.

Библиография

1. Арнасон Й. Цивилизационные паттерны и исторические процессы. М.: Новое литературное обозрение, 2021.

2. Браславский Р.Г., Козловский В.В. Цивилизационное измерение структурирования обществ // Социологическое обозрение. 2021. Т. 20. № 1. С. 148-175.

3. Велижев М.Б. Цивилизация, или Война миров. СПб: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2019.

4. Ильин В.И. Структура исторической колеи России: проблемы методологии // Мир России. 2017. Т. 26. № 4. С. 30–50.

5. Карасев Д.Ю. Реляционно-цивилизационный подход Й. Арнасона и глобальное измерение советского модерна // Социологические исследования. 2021. № 9. С. 151–156.

6. Козловский В.В., Браславский Р.Г. Русский цивилизационный транзит: культурсоциологический анализ неоэтакратизма О.И. Шкаратана // Социология и общество: традиции и инновации в социальном развитии регионов. Сборник докладов VI Всероссийского социологического конгресса / Отв. ред. В.А. Мансуров. М.: ФНИСЦ РАН, 2020. С. 5832–5839.

7. Конрад С. Что такое глобальная история? М.: Новое литературное обозрение, 2018.

8. Масловская Е.В., Масловский М.В. Концептуализация европейского модерна в социологии Джерарда Деланти // Социологическое обозрение. 2017. Т. 16. № 3. С. 395–408.

9. Российское общество: архитектоника цивилизационного развития / Отв. ред. В.В. Козловский. М.; СПб: ФНИСЦ РАН, 2021.

10. Фергюсон Н. Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира. М.: ACT, 2014.

11. Черныш М.Ф. И снова модернизация: в поисках концептуальной схемы // Социологические исследования. 2021. № 7. С. 3–13.

12. Шкаратан О.И. К сравнительному анализу влияния цивилизационных различий на социальные процессы в посткоммунистическом мире // Социологические исследования. 2007. № 10. С. 15–25.

13. Шкаратан О.И. Системы цивилизации и модели социально-экономического развития России и других посткоммунистических стран Европы // Мир России. 2010. Т. 19. № 3. С. 23–45.

14. Шпон В. Историческая и сравнительная социология в глобальном мире // Журнал социологии и социальной антропологии. 2014. Т. XVII. № 2. С. 55–69.

15. Arnason J. Civilizations in Dispute: Theoretical Questions and Historical Traditions. Leiden: Brill, 2003.

16. Arnason J. From Occidental Rationalism to Multiple Modernities // The Oxford Handbook of Max Weber / Ed. by E. Hanke, L. Scaff, S. Whimster. Oxford: Oxford University Press, 2019. P. 499–518.

17. Bettiza G. Civilizational Analysis in International Relations: Mapping the Field and Advancing a “Civilizational Politics” Line of Research // International Studies Review. 2014. No. 16 (1). P. 1–28.

18. Blackburn M. Mainstream Russian Nationalism and the “State-Civilization” Identity: Perspectives from Below // Nationalities Papers. 2021. No. 49 (1). P. 89–107.

19. Delanty G. Cultural Diversity, Democracy and the Prospects for Cosmopolitanism: A Theory of Cultural Encounters // British Journal of Sociology. 2011. No. 62 (4). P. 633–656.

20. Delanty G. Formations of European Modernity: A Historical and Political Sociology of Europe. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2013.

21. Eisenstadt S. Comparative Civilizations and Multiple Modernities. Vol. 1-2. Leiden: Brill, 2003.

22. Kalberg S. Max Weber’s Sociology of Civilizations: A Reconstruction. Abingdon: Routledge, 2021.

23. Katzenstein P. A World of Plural and Pluralist Civilizations: Multiple Actors, Traditions and Practices // Civilizations in World Politics: Plural and Pluralist Perspectives / Ed. by P. Katzenstein. N.Y.: Routledge, 2010. P. 1–40.

24. Katzenstein P., Weygandt N. Mapping Eurasia in an Open World: How the Insularity of Russia’s Geopolitical and Civilizational Approaches Limits Its Foreign Policies // Perspectives on Politics. 2017. No. 15 (2). P. 428–442.

25. Kivinen M., Maslovskiy M. Russian Modernization: A New Paradigm // Russian Modernization: A New Paradigm / Ed. by M. Kivinen, B. Humpreys. Abingdon: Routledge, 2021. P. 1–29.

26. Knöbl W. Path Dependency and Civilizational Analysis: Methodological Challenges and Theoretical Tasks // European Journal of Social Theory. 2010. No. 13 (1). P. 83–97.

27. Kurakin D. The Sociology of Culture in the Soviet Union and Russia: The Missed Turn // Cultural Sociology. 2017. No. 11 (4). P. 394–415.

28. Laruelle M. Russian Nationalism: Imaginaries, Doctrines and Political Battlefields. Abingdon: Routledge, 2019.

29. Laruelle M., Hale H. Rethinking Civilizational Identity from the Bottom up: A Case Study of Russia and a Research Agenda // Nationalities Papers. 2020. No. 48 (3). P. 585–602.

30. Linde F. The Civilizational Turn in Russian Political Discourse: From Pan-Europeanism to Civilizational Distinctiveness // Russian Review. 2016. No. 75 (4). P. 604–625.

31. Maslovskiy M. Russia against Europe: A Clash of Interpretations of Modernity? // European Journal of Social Theory. 2019. No. 22 (4). P. 533–547.

32. Scherrer J. The “Cultural/Civilizational Turn” in Post-Soviet Identity Building // Power and Legitimacy: Challenges from Russia / Ed. by P.-A. Bodin, S. Hedlund, E. Namli. London: Routledge, 2013. P. 152–168.

33. Smith D. The Return of Historical Sociology // The Sociological Review. 2014. No. 62 (1). P. 206–216.

34. Smith J. Debating Civilizations: Interrogating Civilizational Analysis in a Global Age. Manchester: Manchester University Press, 2017.

35. Spohn W. Political Sociology Between Civilizations and Modernities: A Multiple Modernites Perspective // European Journal of Social Theory. 2010. No. 13 (1). P. 49–66.

36. Spohn W. An Appraisal of Shmuel Noah Eisenstadt’s Global Historical Sociology // Journal of Classical Sociology. 2011. No. 11 (3). P. 281–301.

37. Tsygankov A. The Irony of Western Ideas in a Multicultural World: Russians’ Intellectual Engagement with the “End of History” and “Clash of Civilisations” // International Studies Review. 2003. No. 5 (1). P. 53–67.

38. Turoma S., Mjør K. Introduction: Russian Civilizationalism in a Global Perspective // Russia as Civilization: Ideological Discourses in Politics, Media and Academia / Ed. by K. Mjør, S. Turoma. Abingdon: Routledge, 2020. P. 1–26.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести