Книга социолога из Нидерландов представляет современную ситуацию в западной военной социологии. На английском языке она вышла в издательстве Routledge в 2018 г., для русского перевода автор её доработал. Это стало результатом его диалога с проф. И.В. Образцовым, который был инициатором издания книги в России. Дж. Сутерс в предисловии пишет, что именно по предложению российского ученого он написал специальную главу, посвященную П. Сорокину. Эта глава сохранилась и в готовящихся сейчас французском и китайском переводах. Доработки этим не исчерпываются. По всему тексту можно встретить упоминания о военных событиях, которые произошли после первого издания книги.

Дж. Сутерс пишет, что «целью данной книги стало изучение связей между элементами работы социологов-основателей и сегодняшними вызовами, стоящими перед вооруженными силами» (с. 15). Он формулирует и главный, по его мнению, вызов, с которым сталкивается специалист в области военной социологии: «До сегодняшнего дня социология не придавала большого значения изучению собственно военных операций, чаще оставляя эту сферу на откуп историкам и военным экспертам» (там же). Автор книги считает, что такую тенденцию нужно переломить. Это, правда, расходится с его же выводом об изменении ситуации для вооруженных сил во всем мире: «Традиционный бой уже давно не основная и тем более не единственная задача, стоящая перед ними» (с. 26).

Если пока оставить в стороне вопрос о справедливости вывода о перемещении в центр военной социологии проблем военных операций, то все равно возникает диссонанс этого утверждения с содержанием и формой изложения материала в книге. Каждая из её 15-ти глав посвящена одному из социологов-классиков или современному социологу, чьи работы затрагивают проблемы войны и армии. Последовательность имен такова: М. Вебер, Э. Дюркгейм, К.Маркс, Г. Зиммель, Дж. Аддамс, У. Дюбуа, П. Сорокин, И. Гофман, М. Фуко, М. Яновиц, Н. Элиас, К. Ламмерс, А. Р. Хокшилд, С. Энло, Б. Латур. Их идеи обсуждаются с привлечением работ десятков других социологов (Л. Козер, Ч. Р. Миллс, Ф. Христия, Дж. Кафорио, А. Прюферт, С. Малешевич и др.). Логика выбора социологов и их работ не всегда понятна. С одной стороны, видимо, он связан с неким консенсусом в западной социологии. В этом состоит одна из ценностей книги: она отражает общий уровень современной западной военной социологии. С другой стороны, это – предпочтения автора. Несмотря на огромное число названных исследователем имен, непонятным остается отсутствие упоминаний о таких значимых авторах, как М. Калдор, М. ван Кревельд или Ф. Хоффман, которые занимаются «новыми» войнами. Прецедент тюрьмы Абу-Грейб, где были задокументированы чудовищные издевательства американских военных над арестованными иракцами, рассматривается в главе о С. Энло. Однако, в этом случае странным выглядит молчание о вкладе в расследование этих событий социального психолога Ф. Дж. Зимбардо, чья книга «Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев» давно стала мировым бестселлером и существенно повлияла на мировую общественную науку. Некоторые из упомянутых в книге социологов с не меньшим основанием заслуживали бы на отдельную главу. По крайней мере, это можно сказать о Миллсе.

Впрочем, с Миллсом в книге связан определенный парадокс. Фактически глава о нем есть, но называется она «Карл Маркс: Критический анализ общества и вооруженных сил». О Марксе там сказано лишь то, что он исследовал социальное неравенство и его последствия. Кроме того, упоминается, что он вместе с Энгельсом регулярно писал для европейских и американских изданий статьи по военным вопросам. Последнее утверждение зависает в пустоте, ибо автор об этой стороне наследия основоположников марксизма не говорит ничего. Зато он почти всю главу посвятил разбору идей Миллса, сосредотачиваясь на проблеме американской военной элиты и её влиянии на развитие США. Странно выглядит и то, что глава, формально посвященная Марксу, помещена после глав о Вебере и Дюркгейме. Думаю, это дань западной политкорректности и научному политесу.

Рассмотрение идей выделенных авторов идет монотонно: называется небольшое число тем из их работ, а затем в этом свете обсуждаются современные проблемы, важные, по мнению автора, для современной военной социологии.

Следует особо сказать о главной методологической установке Дж. Сутерса, каковой является различение между функциональной и субстанциальной рациональностями. При их определении он ссылается на К. Мангейма. В книге проводится взгляд, что функциональная рациональность нацелена на действия с ясным набором целей и средств, но ограниченных достаточно узким операционным и замкнутым смысловым горизонтом. Субстанциальная рациональность предполагает независимые суждения с позиции глобальных социальных ценностей. Это различие используется на протяжении всего исследования.

Проиллюстрирую это на нескольких примерах. В главе о Вебере автор останавливается на теории бюрократии, типах лидерства и военной музыке. Дж. Сутерс, очевидно, предполагая известность названных веберовских идей своим читателям, специально их не разбирает. Но, отталкиваясь от идеи рациональной бюрократии, он выделяет ролевое противоречие у современных военнослужащих – они должны выступать и действующими строго в рамках инструкций «максолдатами» и креативными персонами. Нидерландский социолог говорит в связи с этим как об опасности забюрократизирования вооруженных сил, так и об опасности недобюрократизирования их. В забюрократизированных структурах каждая отдельная операция может быть функционально рациональной. Однако вся сумма действий может оказаться разрушительной для общества. Самым чудовищным подтверждением последнему является холокост. Недобюрократизированные структуры опираются на патримониальные связи, а их деятельность порождает произвол.

В главах, посвященных Зиммелю и Гофману Дж. Сутерс рассматривает фигуру «Чужого». В связи с этим он говорит о роли военного переводчика из местного населения, которому не доверяют наниматели, а местные жители могут рассматривать как предателя.

В главе о Сорокине автор рассматривает сегодняшние отношения между коллективным Западом и РФ. Он считает, что с обеих сторон было непонимание. Его рассуждения довольно просты. Он пишет: «Россия сожалела об утрате своего влияния на соседние страны, бывшие ранее советскими республиками, и отвечала на политическую динамику на Украине гибридными действиями, которые привели к аннексии Крыма в 2014 г. Это событие было воспринято в самой России с энтузиазмом, в то время как на Западе его встретили с серьезными подозрениями» (с. 120). С другой стороны, «в течение последнего десятилетия давление на Россию со стороны стран Запада возрастало, и звучали обещания увеличить бюджет на оборону и безопасность. Стоит вспомнить хотя бы печально известную дискуссию о 2% в НАТО» (там же). Дав такие дипломатически обтекаемые формулировки для процессов, подводящих мир к катастрофе, Дж. Сутерс меланхолически замечает, что все же пока обошлось без войны. Затем следует сентенция: «Как сказал бы Сорокин, сохраняется некоторая нехватка ценностного консенсуса» (там же). Всего и делов то!

К какому же пониманию войны и мира, отношения вооруженных сил и общества пришла западная военная социология? Книга Дж. Сутерса дает об этом представление, в чём её несомненная ценность. Вооруженные силы представлены как один из «закрытых миров» в современном обществе. Армия – это не только «островной» общественный институт, сохраняющий во многих отношениях секретность, как режим своего функционирования, но это еще и «жадный» институт, требующий всего человека, всего его времени. Поэтому вступление на воинскую службу связано с рядом ритуалов. Они же сопровождают карьерные этапы армейской службы. С униформой человек как бы получает новую кожу, и, как выразилась Хокшильд, «несколько миллиметров плоти» (с. 201). Ему или ей теперь предстоит особым образом контролировать свои эмоции.

«Островной» характер вооруженных сил не отменяет их общей зависимости от характера соответствующего общества, от тенденций его развития. В современности армейские миры существуют между полюсами гражданского контроля и бюрократической регламентации на Западе и патримониализмом и произволом в странах «третьего мира». Судя по тексту книги, между полюсами континуум, а не качественный разрыв. Патримониальные отношения есть и в западных армиях, что находит выражение в высокопоставленных офицерских династиях, для которых есть привилегированные военные школы, и которые существуют в сетях элитных связей правящего класса. Офицеры в США в своем большинстве ориентированы на Республиканскую партию. Но в «развивающихся» странах тоже вводятся бюрократические регламентации для вооруженных сил. Проблема в мере этих элементов.

Интересным является наблюдение Дж. Сутерса, согласно которому армии «развивающихся» стран, которые в первую очередь ориентированы на предотвращение внутреннего переворота, отличаются слабой боеспособностью в случае внешнего конфликта. Это отличает их от армий развитых стран, которые находятся под гражданским контролем.

Порядки неравенств в государствах отражаются в армейских иерархиях. Прежде всего, следует упомянуть об «иерархии военной смерти», когда в боях непропорционально больше гибнет выходцев из низов общества. В глобальном измерении в миссиях ООН значительно чаще принимают участие бедные страны. В западных армиях иерархия, обусловленная бедностью и богатством, дополняется и усложняется расовой иерархией. Когда же возникшие вследствие этих напряжений противоречия накладываются на неудачи военного управления в условиях военных действий, то это ведет к мятежам и убийствам офицеров. Так, во время войны во Вьетнаме в американских войсках было, по меньшей мере, 10 крупных мятежей. Распространились убийства офицеров, которые выдавались за несчастные случаи. Появился даже специальный термин «фреггинг» (англ. Fragging – от «ручная граната»).

Военная культура цепляется за маскулинность, но гендерные сдвиги в обществе ведут к увеличению доли женщин в вооруженных силах. Дж. Сутерс приводит статистику относительно доли женщин в армиях разных стран: Япония – 5,5%; Китай – 7,5%; Германия – 8,5%; РФ и Великобритания – 10%; Австралия – 12,5%; Канада, США, Франция, Новая Зеландия – 14–16,5%; ЮАР – 26%; Израиль и Эритрея – 30% (с. 215).

Вообще в условиях реальной войны армейские структуры находят возможности обходить бюрократические инструкции и гражданский контроль. В Израиле существуют общественное организации «Бецелем» и «Шоврим штика», которые документируют нарушение прав палестинцев израильскими военными. Дж. Сутерс приводит данные, согласно которым ЦАХАЛ обходит четкие правила, прибегая к пыткам, «сокращенной процедуре» задержания и т.д. В самом Израиле эти организации считают агентами иностранного влияния и постоянно критикуют. Но данная проблема не касается исключительно этой страны. Печальный опыт тюрьмы Абу-Грейб, по мнению С. Энло, связан с общим организационным климатом в вооруженных силах США. Дж. Сутерс пишет о дедовщине в армии РФ. Он даже предлагает довольно наивный рецепт его преодоления: «У солдат, находящихся под угрозой в казармах, должна быть возможность конфиденциального общения со своим официальным руководителем» (с. 130). Армейский корпоративизм поддерживает в обществе милитаризм, который Дж. Сутерс определяет как «совокупность идей, подпитывающих военные ценности и убеждения, как в военной, так и в гражданской сфере» (с. 209).

Во всем мире между вооруженными силами наблюдается тенденция усиления изоморфизма, что связано с выполняемыми функциями, использованием одинаковых систем вооружения. Но это пока не отменяет национальных стилей военной деятельности. Весьма любопытными являются приводимые Дж. Сутерсом выводы его земляка Корнелиса Ламерса о стилях оккупации, особенно об американском стиле: «Он обнаружил характерную закономерность: американские интервенции в основном краткосрочны, часто называются “освободительными” и нацелены на защиту собственных интересов. Американцы склонны навязывать свою волю через местные и квазиместные элиты, без излишних переживаний о судьбе граждан» (с. 187).

В военном сотрудничестве между странами существенную роль продолжает играть степень культурной близости. Особенно она себя проявляет в сфере разведки: «Сегодня в вооруженных силах по-прежнему можно наблюдать осторожность, даже подозрительность, например, в том, как так называемые «Пять глаз» (США, Великобритания, Канада, Австралия и Новая Зеландия) делятся друг с другом важной информацией по военным вопросам, исключая остальных, скажем, Германию, даже несмотря на то, что она тоже входит в НАТО (в то время как Австралия и Новая Зеландия туда не входят). Здесь легко узнать анализ Грановеттера и Берта в отношении избранных партнеров в сочетании с зиммелевскими соображениями о тайных обществах» (с. 75).

Мир меняется и в соответствии с этим меняются вооруженные силы. Все чаще они задействуются в миротворческих за рубежом и в спасательных операциях внутри страны. Часто возникают ситуации, когда мир мало чем отличается от войны. Прецедентным для Запада стал ураган Катрина 2005 г. Тогда для спасательной операции в Новом Орлеане было задействовано 63 тыс. сотрудников Национальной гвардии и военнослужащих. Они столкнулись с чудовищным распадением социальных связей. В условиях разрушений и техногенных катастроф город охватили мятежи, грабежи и насилие. Военнослужащим приходилось бороться и со стихийным бедствием, и с мятежниками.

В мире ширяться замороженные конфликты, в которых задействованы миротворцы ООН. Дж. Сутерс реалистически относится к этим миссиям. Миротворческие силы сами по себе конфликты не решают. Скажем, на Кипре они находятся с 1964 г. Присутствие миротворцев в чуждой им этнической среде порождает множество новых проблем: усиливается социальное неравенство, развивается проституция и т.д. В миссиях ОНН преимущественно заняты военные из «развивающихся» стран. Для солдат западных стран они не представляются привлекательными, ибо «миссии ООН обычно более ориентированы на сохранение мира, что не воспринимается многими западными солдатами как военная “премьер-лига”» (с. 59).

Особенно тревожные явления в развитии вооруженных сил во всем мире связаны с товаризацией и отчуждением от основной массы населения военной деятельности. Дж. Сутерс пишет, что с окончанием холодной войны в США и ряде других стран Запада была ликвидирована призывная служба. По его мнению, «с тех пор развитие по направлению к превращению военной деятельности в товар продолжается. Следуя по пути, проложенному в бизнес-секторе, на повестке военных организаций появился вопрос передачи деятельности на аутсорсинг на рынке» (с. 60). Начали формироваться частные военные компании (ЧВК). Ведущую роль здесь играли США, Великобритания и Канада. Сейчас этот вид деятельности стал глобальным. Услугами ЧВК пользуются не только государства, но и транснациональные корпорации, оппозиционные группы и т.д. Государства, становящиеся ареной деятельности ЧВК, теряют монополю на легитимное насилие. Персонал ЧВК формируют не только из бывших военнослужащих, но из боевиков негосударственных структур. Так, Дж. Сутерс пишет, что они «склонны нанимать персонал среди бывших детей-солдат Африки» (c. 62). Сейчас на этом рынке сформировалось глобальное неравенство в заработной плате среди контрактников из разных стран.

Нидерландский социолог отмечает, что в военной деятельности почти уравнялась численность между регулярными войсками и различными контрактниками: «Во время войны во Вьетнаме в 1960-х и начале 1970-х годов соотношение между регулярными войсками и аутсорсинговыми контрактниками было 100:1, а сегодня приближается к 1,5:1» (с. 61).

Книга Дж. Сутерса, несмотря на фрагментарность и спорность отдельных положений, несомненно, будет полезной для развития военной социологии во всем мире. Она призывает рассматривать проблемы военной деятельности с точки зрения субстанциальной рациональности, что «предполагает критическое изучение любого определения реальной обстановки в мире» (с. 248). Она ориентирована на диалог, ибо автор полагает, что «англоязычный мир в значительной мере ограничен» (с. 12). Автор сам полагает, что она «будет способствовать сокращению этой дистанции взаимного непонимания и недоверия» (там же).