Социально-психологические предпосылки и типы долгосрочной ориентации: результаты эмпирического исследования
Социально-психологические предпосылки и типы долгосрочной ориентации: результаты эмпирического исследования
Аннотация
Код статьи
S020595920016008-4-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Нестик Тимофей А. 
Должность: Зав. лабораторией социальной и экономической психологии
Аффилиация: ФГБУН Институт психологии РАН
Адрес: Москва, ул. Ярославская, д. 13, корп. 1
Выпуск
Страницы
28-39
Аннотация

Представлены результаты эмпирического исследования среди российской молодежи (N=1970), направленного на выявление структуры и социально-психологических предпосылок долгосрочной ориентации личности. Подтверждена гипотеза о существовании разных социально-психологических типов долгосрочной ориентации. Наряду с краткосрочно-ориентированными типами (“пессимисты” − 8,9% и “тактики” − 24,2%), выделены долгосрочно-ориентированные (“стратеги” − 19,8%, “ориентированные на личные достижения оптимисты” − 15,2%; “просоциальные визионеры” − 12,7%; “ответственные традиционалисты” − 19,2%). Построенная эмпирическая типология долгосрочной ориентации подтверждает предположение о том, что существует как коллективистическая ориентация на долгосрочное будущее, опирающаяся на доверие социальным институтам и сопереживание (“просоциальные визионеры”, “ответственные традиционалисты”), так и индивидуалистическая ориентация, при которой долгосрочное прогнозирование и планирование связаны с ориентацией на личные достижения и самостоятельность (“стратеги” и “ориентированные на личные достижения оптимисты”). Выявлена направленность связей между компонентами долгосрочной ориентации, а также их социально-психологические предикторы: во-первых, дескриптивные нормы и просоциальные установки; во-вторых, индивидуалистические ценности и вера в собственные силы; в-третьих, тревожные состояния, связанные с изменениями в обществе. Впервые была подтверждена связь долгосрочной ориентации с дескриптивными нормами, то есть представлением личности о том, насколько типична долгосрочная ориентация для окружающих людей и россиян в целом. Впервые показано, что различные компоненты долгосрочной ориентации могут усиливаться или ослабляться тревожными состояниями: с одной стороны, тревога по поводу будущего и дистресс во время пандемии снижают веру в вознаграждение долгосрочных усилий и оптимизм, с другой стороны, они стимулируют интерес к долгосрочному будущему и стремление ставить долгосрочные цели.

Ключевые слова
долгосрочная ориентация, пандемия COVID-19, социальное доверие, просоциальные установки, дескриптивные нормы, ценностные ориентации, самоэффективность, тревога
Источник финансирования
Исследование выполнено по гранту РФФИ № 19-29-07463
Классификатор
Получено
31.07.2021
Дата публикации
14.08.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
187
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Для развития человеческого потенциала, жизнеспособности организаций и страны в целом все большую актуальность приобретает задача формирования долгосрочной ориентации – значимости для личности и группы долгосрочного целеполагания, прогнозирования и планирования, достижения и сохранения устойчивых к изменениям результатов своей и чужой деятельности, а также учета долгосрочных последствий этой деятельности для себя, других людей и окружающей среды [2]. Несмотря на растущую необходимость в научно обоснованных мерах поддержки долгосрочной ориентации личности и общества, социально-психологические механизмы, лежащие в основе данного феномена, остаются мало изученными.
2

С целью изучения долгосрочной ориентации как социально-психологического феномена было проведено эмпирическое исследование. Было выдвинуто предположение о том, что долгосрочная ориентация является сложным установочным феноменом, включающим в себя аффективные, мотивационно-ценностные, когнитивные и предповеденческие компоненты. Кроме того, опираясь на результаты предшествующих исследований [2], мы выдвинули гипотезу о существовании индивидуалистического и коллективистического типов долгосрочной ориентации. Наконец, следующая гипотеза заключалась в том, что компоненты долгосрочной ориентации связаны с доверием и просоциальными установками, ценностью достижений и самостоятельности, а также уровнем тревоги по поводу пандемии COVID-19. Таким образом, в рамках исследования были поставлены несколько задач: 1) проверить предположение о сложной многокомпонентной структуре феномена долгосрочной ориентации; 2) выявить ее эмпирические типы; а также 3) выявить ее социально-психологические предикторы.

3 МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ
4 В выборку исследования вошли представители студенческой и работающей молодежи (N=1970; 44,6% − мужчины, 55,4% − женщины; средний возраст M=25,8; SD=5,69). Сбор данных осуществлялся с помощью платного онлайн-опроса по панели респондентов исследовательской компании OMI. В выборку вошли респонденты из всех 8 федеральных округов РФ: Центрального (N=322), Северо-Западного (N=196), Южного (N=222), Северо-Кавказского (N=130), Приволжского (N=431), Уральского (N=262), Сибирского (N=206) и Дальневосточного (N=136), при этом 65 респондентов не указали свой округ.
5 В исследовании были использованы как специально разработанные нами методики, так и уже апробированные российские и зарубежные опросники. Для измерения долгосрочной ориентации были взяты опросник “Долгосрочная ориентация” Т.А. Нестика (сведения об апробации приведены ниже), субшкала ориентации на учет долгосрочных последствий из методики “Ориентация на учет будущих последствий” А. Стратмена [3], а также “Шкала социальной генеративности” Д. Морселли и С. Пассини ([5]; αКронбаха=0,865). Для измерения индивидуально-психологических характеристик использовался Стэнфордский опросник временной перспективы Ф. Зимбардо (ZTPI) в адаптации А. Сырцовой, Е.Т. Соколовой и О.В. Митиной, шкала протяженности временной ориентации А. Блюдона [1], а также методика “Шкала общей самоэффективности” Р. Шварцера и М. Ерусалема в адаптации В.Г. Ромека. Для измерения социально-психологических характеристик использовался краткий “Портретный опросник ценностных ориентаций” Ш.Шварца, шкалы из World Values Survey, измеряющие социальное доверие (α=0,719) и институциональное доверие (α=0,800), а также “Опросник долгового поведения” М.А. Гагариной. Для измерения отношения респондентов к пандемии были выбраны три субшкалы опросника “Отношение личности к эпидемиологической угрозе” Т.А. Нестика [6], измеряющие самоэффективность в условиях пандемии, сопереживание другим людям, уязвимым к заражению коронавирусом и последствиям пандемии, а также веру в конспирологические теории пандемии. Для измерения дистресса, связанного с кризисом коронавируса, была выбрана 10-пунктная методика “Жизнеспособность в условиях пандемии” [11] в адаптации Т.А. Нестика (α=0,816). Для измерения тревоги по поводу происходящих в стране изменений была использована шкала “Темное будущее” З. Залеского ([4]; α=0,845). Также использовались специально разработанные нами шкалы: дескриптивные нормы долгосрочной ориентации (3 утверждения; α=0,815; M=2,96; SD=0,742; пример: “Большинство окружающих меня людей считают, что строить долгосрочные планы бессмысленно”); инскриптивные нормы долгосрочной ориентации (2 утверждения; α=0,602; M=3,45; SD=0,849; пример: “Значимым для меня людям хотелось бы, чтобы у меня были долгосрочные цели”); бережливость в финансовом и потребительском поведении (4 утверждения; α=0,692; M=3,73; SD=0,764; пример: “Я стараюсь бережливо распоряжаться деньгами”).
6 С опорой на проведенный теоретический анализ [2, 3] была разработана методика, направленная на измерение долгосрочной ориентации как сложного многокомпонентного феномена.
7 При разработке шкал опросника мы опирались на уже созданные к настоящему моменту зарубежные методики для его оценки. В частности, для оценки ориентации на продолжение традиций был задействован ряд пунктов из методики “Долгосрочная ориентация” У. Бердена с коллегами [8], для оценки убеждения в том, что затраченные сегодня усилия будут вознаграждены в будущем, применялись пункты из опросника “Социальные аксиомы” М. Бонда и К. Леонга [7], для оценки бережливости мы опирались на примеры утверждений из “Опросника отложенного вознаграждения” М. Хергера и его коллег [10]. В первоначальную версию опросника вошли 63 утверждения, разработанные для измерения 12 показателей: 1) интереса к долгосрочному будущему, 2) позитивной оценки долгосрочного будущего, 3) ценности непрерывного личностного развития, 4) ценности традиций, 5) ценности следа в памяти потомков, 6) ценности долгосрочных деловых отношений, 7) ценности долгосрочных близких отношений, 8) веры в вознаграждение усилий, 9) убеждения в эффективности долгосрочного прогнозирования и планирования, 10) готовности ставить долгосрочные цели, 11) ориентации на долгосрочно ориентированное потребление, и 12) бережливости в отношении денег. В результате последующей проверки субшкал на внутреннюю согласованность, эксплораторного и конфирматорного факторного анализа мы вынуждены были отказаться от четырех из шкал: ценности долгосрочных деловых отношений, ценности долгосрочных близких отношений, ориентации на долгосрочно ориентированное потребление, бережливости в отношении денег, а общее число утверждений в опроснике было сокращено до 28.
8

На окончательном этапе конфирматорного факторного анализа сравнивались три модели: 1) модель из 8 факторов, связанных друг с другом (X2=773,674; df=294; CMIN/DF=2,632; p<0,001; RMR=,034; GFI=,973; CFI=,976; RMSEA=,029; Lo 90=,026; Hi 90=,031; Pclose=1); 2) модель с 8 факторами, объединенными общей латентной переменной (X2=972,970; df=308; CMIN/DF=3,159; p<0,001; RMR=,044; GFI=,965; CFI=,969; RMSEA=,033; Lo 90=,031, Hi 90=,035; Pclose=1); 3) модель с 8 факторами, объединенными общей латентной переменной, при ковариации ошибок пяти факторов. Последний вариант характеризовался наилучшими показателями соответствия: X2=762,892; df=305; CMIN/DF=2,501; p<0,001; RMR=,039; GFI=,972; CFI=,979; RMSEA=,028; Lo 90=,025, Hi 90=,030; Pclose=1. Веса всех переменных, которые входят в соответствующие факторы, значимы на уровне p<0,001. Таким образом, было доказано, что долгосрочная ориентация личности является многокомпонентным конструктом, включающим аффективные, мотивационно-ценностные, когнитивные и конативные компоненты.

9

Рисунок 1. Графическое представление результатов конфирматорного факторного анализа.

10

К аффективным компонентам относится интерес к долгосрочному будущему (4 пункта; αКронбаха = 0,721; M=3,46; SD=0,798; пример утверждения: “Мне нравится размышлять о том, как может измениться мир в отдаленном будущем”) и оптимизм в отношении долгосрочного будущего (4 пункта; αКронбаха = 0,714; M=3,74; SD=0,787; пример: “Я с оптимизмом смотрю в отдаленное будущее”). К мотивационно-ценностным компонентам относятся ценность следа в истории (αКронбаха = 0,749; M=3,80; SD=0,947; пример: “Мне хотелось бы оставить долгий след в памяти потомков”); ценность традиций (4 пункта; αКронбаха = 0,790; M=3,54; SD=0,875; пример: “Для меня важно поддерживать традиции”); ценность непрерывного саморазвития (αКронбаха = 0,796; M=4,03; SD=0,794; пример: “Мне хотелось бы постоянно учиться чему-нибудь на протяжении всей моей жизни”). К когнитивным компонентам относятся убеждение в инструментальной эффективности долгосрочного прогнозирования и планирования (3 пункта; αКронбаха = 0,757; M= 3,32; SD=0,940; пример: “Глупо строить долгосрочные планы, так как все равно все выйдет иначе”) и вера в вознаграждение за усилия (4 пункта; αКронбаха = 0,830; M=4,11; SD=0,750; пример: “Можно добиться успеха, если долго идти к нему шаг за шагом”). Наконец, предповеденческий компонент представлен в опроснике шкалой долгосрочного целеполагания и планирования (4 пункта; αКронбаха = 0,827; M=3,59; SD=0,885; пример: “Я регулярно ставлю перед собой отдаленные цели”). Общая шкала выраженности долгосрочной ориентации имеет высокую внутреннюю согласованность (28 пунктов, αКронбаха = 0,914; M=3,69; SD=0,579). Показатели асимметрии 28 пунктов находятся в диапазоне от -0,146 до -1,256, а показатели скошенности распределения – в пределах от  -0,875 до 1,791. Показатели асимметрии субшкал находятся в диапазоне от -0,853 до -0,152, а показатели скошенности распределения – в пределах от  -0,505 до 0,749, при том, что значения в интервале ±1 считаются превосходными, а в интервале ±2.00 – допустимыми [9]. Статистически значимые различия между мужчинами и женщинами были обнаружены только по двум субшкалам (p<0,001): женщины более оптимистичны в отношении долгосрочного будущего, чем мужчины (соответственно, M=3,81; SD=0,769 и M=3,65; SD=0,810), а также более склонны верить в вознаграждение усилий (соответственно, M=4,19; SD=0,696 и M=4,02; SD=0,803).

11

Для проверки методики на конвергентную и дискриминантную валидность применялась методика с использованием Стэнфордского опросника временной перспективы Ф. Зимбардо (ZTPI) в адаптации А. Сырцовой, Е.Т.Соколовой и О.В. Митиной. Как и ожидалось, была обнаружена корреляция всех субшкал нашей методики с ориентацией на будущее по шкале ZTPI: коэффициенты Спирмена находятся в диапазоне от 0,243 до 0,525 (значимость всех показателей p<0,001). Все субшкалы методики, кроме ценности следа в истории и ценности традиций, ожидаемо негативно коррелируют с фаталистическим настоящим: коэффициенты Спирмена находятся в диапазоне от -,045 при p<0,05 до -0,423 при p<0,001. Как и ожидалось, ценность следа в истории и ценность традиций положительно связаны с позитивным прошлым (соответственно, r=0,260 при p<0,001 и 0,485 при p<0,001). Эти результаты подтверждают конвергентную и дискриминантную валидность, а также прогностические возможности шкал нашего опросника.

12

Наконец для проверки критериальной валидности методики участникам исследования задавали вопрос “Одни люди стараются планировать свою жизнь на несколько лет вперед. Другие строят планы только на короткий срок. А как поступаете Вы?”. При ответе на него 23,9% выбрали ответ “планирую на несколько лет вперед”, 39,4% − “планирую на несколько месяцев вперед”, 22,2% − “пока не строю планов, ситуация в стране нестабильна”, 10,4 – “никогда не строю планов, живу сегодняшним днем”, и 4,1% затруднились ответить. По критерию Краскела-Уоллисанами были выявлены статистически значимые различия по всем субшкалам опросника между респондентами, выбравшими различные варианты ответа на этот вопрос. Анализ значимости различий с помощью непараметрического критерия Манна-Уитни показал, что респонденты, выбравшие ответ “планирую на несколько лет вперед” (N=467), характеризовались более выраженными показателями по всем субшкалам нашего опросника (Z от -6,86 до -16,45 при значимости всех различий p<0,001), чем респонденты (N=203), выбравшие вариант “никогда не строю планов, живу сегодняшним днем”. 

13 ТИПЫ ДОЛГОСРОЧНОЙ ОРИЕНТАЦИИ МОЛОДЫХ РОССИЯН
14 Для проверки предположения о существовании разных типов долгосрочной ориентации был проведён кластерный анализ методом к-средних на основании субшкал нашей методики “Долгосрочная ориентация”, а также шкал “Ориентация на учет отдаленных последствий” (CFC-F) и “Социальная генеративность” (SG). Были выделены шесть социально-психологических типов долгосрочной ориентации (см. табл. 1 и 2): “Краткосрочно ориентированные пессимисты” (8,9%), “Стратеги” (19,8%), “Тактики” (24,2%), “Ориентированные на личные достижения оптимисты” (15,2%), “Просоциальные визионеры” (12,7%), “Ответственные традиционалисты” (19,2%).
15

16

В первый тип “Краткосрочно ориентированные пессимисты” (N=175; 50,3% − мужчины, 49,7% − женщины; средний возраст − 25,9 лет) вошли респонденты, которые характеризуются наиболее негативной оценкой долгосрочного будущего, наименьшим интересом к нему, а также наиболее низкой ориентацией на долгосрочное целеполагание и планирование. Среди представителей данного типа 45% признаются в том, что обычно не строят планов на будущее, еще 26,7% знают, что произойдет с ними в течение этого года, а на большее не заглядывают. Среди них 25,7% предпочли бы иметь небольшой заработок, но больше свободного времени. Анализ значимых различий с использованием непараметрического критерия Краскела-Уоллиса показал, что по сравнению с другими типами, “краткосрочно ориентированные пессимисты” характеризуются наименее протяженной временной перспективой, наиболее низким уровнем общей самоэффективности и низким объемом социального капитала, наиболее высоким уровнем ориентации на ценности стимуляция и гедонизма, а также наименее рациональным долговым поведением и низким избеганием долгов (p<0,01).

17 Представители второго типа “Стратеги” (N=390, 41% − мужчины, 59% − женщины; средний возраст – 26 лет) высоко оценивают инструментальную эффективность долгосрочного целеполагания и прогнозирования, оптимистично оценивают долгосрочное будущее и проявляют к нему интерес, высоко ориентированы на непрерывное саморазвитие, долгосрочное целеполагание и планирование. При этом они проявляют умеренную ответственность перед будущими поколениями и относительно невысокую ориентацию на традиции. Среди представителей данного типа 34% считают, что через несколько лет их жизнь серьезно изменится; 37,3% планируют свою жизнь на несколько лет, 45,5% − планируют на несколько месяцев. В ответе на другой вопрос 33,2% представителей данного типа признали, что предпочли бы иметь собственное дело, вести его на свой страх и риск. По сравнению с другими типами, “стратеги” характеризуются наиболее протяженной и сбалансированной временной перспективой, наиболее низким уровнем дистресса во время пандемии, наибольшей ориентацией на ценность самостоятельности, наиболее широкой сетью личных контактов, а также выше других оценивают свой экономический статус.
18 Третий тип “Тактики” (N=477, 45,5% − мужчины, 54,5% − женщины; средний возраст – 25,9 лет) проявляют умеренную ориентацию на непрерывное саморазвитие и веру в вознаграждение усилий, однако характеризуются очень низким интересом к долгосрочным прогнозам, а также демонстрируют низкую ориентацию на учет последствий отдаленного будущего, низкую готовность к долгосрочному целеполаганию и планированию. Среди них лишь 9% планируют свою жизнь на несколько лет вперед, 32,8% планируют на несколько месяцев 33,7% признаются, что не строят планов, так как ситуация в стране нестабильна. Для них характерна наиболее низкая ориентация на ценность достижений, а также относительно короткая протяженность временной перспективы, низкий уровень самоэффективности и психологического благополучия во время пандемии, низкий уровень доверия и персонального социального капитала, невысокий субъективный экономический статус и осуждение заемщиков.
19 В четвертый тип “Ориентированные на личные достижения оптимисты” (N=299, 35,5% − мужчины, 64,5% − женщины; средний возраст – 25,2 лет) вошли респонденты с высоким оптимизмом в отношении долгосрочного будущего и относительно высокой верой в вознаграждение усилий, характеризующиеся при этом низкой ориентацией на традиции и низкой ответственностью перед будущими поколениями. Среди них 26,7% планируют свою жизнь на несколько лет вперед, а 40,2% − на несколько месяцев. Среди них 28,6% ожидают изменений в своей жизни через несколько лет. По сравнению с другими типами, “ориентированные на личные достижения оптимисты” характеризуются наиболее низкой ориентацией на ценность доброжелательности и наиболее высокой – на ценности безопасности и достижений.
20 Пятый тип “Просоциальные визионеры” (N=250; 48,8% − мужчины, 51,2% − женщины; средний возраст – 25,7 лет) объединяет наиболее долгосрочно ориентированных респондентов. Они проявляют наиболее высокий интерес к прогнозированию долгосрочного будущего, сильнее других типов ориентированы на долгосрочное целеполагание и планирование, а также проявляют наибольшую ответственность перед будущими поколениями, ценят длительный след в истории и поддержание традиций. Лишь менее 1% из них не строят планов, 50,8% признаются, что планируют жизнь на несколько лет. Среди них 42,5% полагают, что через несколько лет их жизнь серьезно изменится, а по словам 20,6%, они рассчитали свою жизнь так, что добьются своей цели лет через десять. В ответе на другой вопрос 36,2% представителей данного типа признали, что предпочли бы иметь собственное дело, вести его на свой страх и риск. По сравнению с другими типами, “просоциальные визионеры” наиболее ориентированы на будущее, позитивное прошлое и гедонистическое настоящее, сильнее сопереживают другим людям в условиях пандемии, характеризуются значимо более высоким уровнем доверия к другим группам и социальным институтам, а также сильнее ориентированы на ценность власти.
21 К шестому типу “Ответственные традиционалисты” (N=378, 49,2% − мужчины, 50,8% − женщины; средний возраст – 26,1 лет) были отнесены респонденты, для которых характерны высокая ценность следа в истории и продолжения традиций, а также ответственность перед будущими поколениями и умеренная ориентация на учет долгосрочных последствий при низком интересе к отдаленному будущему и низкой ориентации на долгосрочное целеполагание. Среди них 47% планируют свою жизнь на несколько месяцев, а еще 26,1% пока не строят планов из-за нестабильной ситуации в стране. В ответе на другой вопрос 39,8% представителей данного типа признали, что предпочли бы иметь пусть небольшой, но твердый заработок и уверенность в завтрашнем дне. По сравнению с другими типами, “ответственные традиционалисты” характеризуются наиболее высокой ориентацией на ценности конформности и традиций, наиболее высокой тревогой по поводу будущего, наиболее сильным дистрессом во время пандемии, наиболее выраженной ориентацией на фаталистическое настоящее, а также наиболее узким кругом близких друзей.
22

Примечание: * - для каждой ценности рассчитано отклонение от индивидуального среднего балла по всем 10 ценностям; чем выше значение, тем более выражена ориентация на данную ценность; *** - p<0,001

23 Построенная нами эмпирическая типология долгосрочной ориентации подтверждает предположение о том, что существует как коллективистическая ориентация на долгосрочное будущее, опирающаяся на доверие социальным институтам и сопереживание (“просоциальные визионеры”, “ответственные традиционалисты”), так и индивидуалистическая ориентация, при которой долгосрочное прогнозирование и планирование связаны с ориентацией на личные достижения и самостоятельность (“стратеги” и “ориентированные на личные достижения оптимисты”).
24 СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДИКТОРЫ ДОЛГОСРОЧНОЙ ОРИЕНТАЦИИ
25

Для уточнения социально-психологических предпосылок долгосрочной ориентации нами было проведено структурное моделирование с помощью программы Amos v.25. Проверялись гипотезы о влиянии компонентов долгосрочной ориентации друг на друга, а также их обусловленности характеристиками временной перспективы, общей самоэффективностью, ценностными ориентациями, социальным доверием, тревогой по поводу будущего, социальной генеративностью, а также дистрессом и сопереживанием другим людям во время пандемии. Основанная на наших предположениях путевая модель обладает высокими показателями пригодности: Х2=213,201; df=78; CMIN/DF=2,733; p<,001; SRMR=,023; GFI=,989; CFI=,987; RMSEA=,030; Lo 90=,025; Hi 90=,035; Pclose=1 (см. табл. 3). 

26 Наибольший вклад в долгосрочное целеполагание и планирование (R2=0,512) вносят представление об инструментальной эффективности долгосрочного прогнозирования и планирования (β=0,285), оптимизм в отношении долгосрочного будущего (β=0,205) и ценность непрерывного саморазвития (β=0,169). В свою очередь, постановка долгосрочных целей сильнее всего определяет интерес к долгосрочным прогнозам (β=0,368). Представление об инструментальной эффективности долгосрочного планирования определяется в наибольшей мере оптимизмом в отношении долгосрочного будущего (β=0,262). Вера в вознаграждение долгосрочных усилий вносит существенный вклад в ценность традиций (β=0,208), а также в оптимистичную оценку долгосрочного будущего (β=0,385) и ценность непрерывного развития (β=0,242).
27 Полученные данные позволяют выделить три основных группы социально-психологических факторов долгосрочной ориентации: во-первых, дескриптивные нормы и просоциальные установки; во-вторых, индивидуалистические ценности и вера в собственные силы; в-третьих, тревожные состояния, связанные с изменениями в обществе.
28 Нами впервые была подтверждена связь долгосрочной ориентации с дескриптивными нормами, то есть представлением личности о том, насколько типична долгосрочная ориентация для окружающих людей и россиян в целом: данные нормы усиливают инструментальную эффективность долгосрочного планирования (β=0,141), а также оптимизм в отношении долгосрочного будущего (β=0,114).
29 Как мы и предполагали, просоциальные установки вносят значительный вклад в долгосрочную ориентацию: так, социальная генеративность, наряду с институциональным доверием (β=0,079), усиливает оптимистическую оценку долгосрочного будущего (β=0,142), веру в вознаграждение усилий (β=0,190), ценность непрерывного саморазвития (β=0,271), ценность продолжения традиций (β=0,279) и следа в истории (β=0,339), интерес к долгосрочным прогнозам (β=0,123) и постановку долгосрочных целей (β=0,110). Сопереживание другим людям в условиях пандемии усиливает долгосрочный оптимизм (β=0,077), ценность продолжения традиций (β=0,067) и непрерывного саморазвития (β=0,086), веру в вознаграждение усилий (β=0,151), а также интерес к долгосрочным прогнозам (β=0,113). Выраженность ориентации на ценность традиций поддерживает ориентацию на продолжение традиций (β=0,373), желание оставить след в истории (β=0,147), а также интерес к долгосрочному будущему (β=0,080).
30 Вместе с тем долгосрочная ориентация связана с индивидуалистическими ценностями, а также общей самоэффективностью. Так, ценность самостоятельности вносит вклад в ориентацию на непрерывное саморазвитие (β=0,223), постановку долгосрочных целей (β=0,071); ценность достижений усиливает веру в вознаграждение долгосрочных усилий (β=0,119), непрерывное саморазвитие (β=0,080), постановку долгосрочных целей (β=0,061), а также стремление оставить след в истории (β=0,117). Общая самоэффективность, то есть вера личности в свою способность влиять на происходящее и справляться с трудностями, усиливает веру в вознаграждение усилий (β=0,225), ценность непрерывного саморазвития (β=0,120), оптимизм в отношении долгосрочного будущего (β=0,098), убеждение в инструментальной полезности долгосрочного прогнозирования и планирования (β=0,128).
31 Наконец, различные компоненты долгосрочной ориентации могут усиливаться или ослабляться тревожными состояниями. Переживание дистресса во время пандемии снижает веру в вознаграждение долгосрочных усилий (β=-0,090), долгосрочный оптимизм (β=-0,081) и убеждение в полезности долгосрочного планирования (β=-0,078), однако при этом оно усиливает ориентацию на долгосрочное целеполагание (β=0,064). С одной стороны, тревога по поводу будущего снижает долгосрочный оптимизм (β=-0,115) и ценность продолжения традиций (β=-0,116), а с другой стороны, она же стимулирует интерес к долгосрочному будущему (β=0,139), усиливает значимость следа в истории (β=0,071) и стремление ставить долгосрочные цели (β=0,107).
32

33

Прим.: B – коэффициент регрессии; β – стандартизированный коэффициент регрессии; S.E. – стандартная ошибка среднего; CR – критическое отношение B/SE; P – статистическая значимость; *** - p<0,001.

34 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
35 Таким образом, в ходе проведенного исследования среди российской молодежи было эмпирически подтверждено представление о долгосрочной ориентации как сложном социально-психологическом феномене с многокомпонентной структурой. Впервые были выделены социально-психологические типы долгосрочной ориентации. Впервые было показано, что она определяется как индивидуалистическими, так и просоциальными установками. Впервые были выявлены такие ее социально-психологические факторы, как дескриптивные нормы и тревожные переживания, связанные с изменениями в обществе.

Библиография

1. Нестик Т.А. Социальная психология времени. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2014.

2. Нестик Т.А. Представления о мире, социальное доверие и сопереживание как предпосылки долгосрочной ориентации личности // Ярославская психологическая школа: история, современность, перспективы / Отв. ред. А. В. Карпов. Ярославль: ЯрГУ; Филигрань, 2020. С. 530−534.

3. Нестик Т.А. Ориентация на учет будущих последствий: результаты апробации методики CFC-14 на русскоязычной выборке // Институт психологии Российской академии наук. Организационная психология и психология труда. 2020. Т. 5. № 3. С. 55−88. DOI: https://doi.org/10.38098/ipran.opwp.2020.16.3.003

4. Нестик Т.А., Журавлев А.Л. Психология глобальных рисков. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2018.

5. Нестик Т.А., Дмитриева Ю.А., Кузнецова О.Е., Ларина Г.Н., Николаев Е.Л. Ответственность личности перед предшествующими и будущими поколениями: теоретико-эмпирическое исследование // Вопросы психологии. 2019. № 3. C. 29−41.

6. Нестик Т.А., Дейнека О.С., Максименко А.А. Социально-психологические предпосылки веры в конспирологические теории происхождения COVID-19 и вовлеченность в сетевые коммуникации // Социальная психология и общество. 2020. Т. 11. № 4. С. 87–104. doi:10.17759/sps.2020110407

7. Татарко А.Н., Лебедева Н.М. Разработка и апробация сокращенной версии методики “Социальные аксиомы” М. Бонда и К. Леунга // Культурно-историческая психология. 2020. Т. 16. № 1. С. 96–110. doi:10.17759/chp.2020160110

8. Bearden W.O., Money R.B., Nevins J.L. A measure of long-term orientation: Development and validation // Journal of the Academy of Marketing Science. 2006. V. 34. P. 456−467. DOI: 10.1177/0092070306286706.

9. George M., Mallery P. Descriptive Statistics. In S. Hartman (Ed.), SPSS for Windows step by step. A simple guide and reference 18.0 update (P. 95−104). Boston: Pearson, 2011.

10. Hoerger M., Quirk S.W., Weed N.C. Development and validation of the Delaying Gratification Inventory // Psychological assessment. 2011. V. 23(3). P. 725-738. DOI:10.1037/a0023286.

11. Scrivner C. Johnson J.A., Kjeldgaard-Christiansen J., Clasen M. Pandemic practice: Horror fans and morbidly curious individuals are more psychologically resilient during the COVID-19 pandemic // Personality and Individual Differences. 2021. V. 168:110397. DOI: 10.1016/j.paid.2020.110397.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести