Везде
Тяжелая болезнь как экзистенциальная проблема
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Тяжелая болезнь как экзистенциальная проблема
Аннотация
Код статьи
S020595920017739-8-1
DOI
10.31857/S020595920017739-8
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Харламенкова Наталья Евгеньевна 
ORCID: 0000-0002-0508-4157
Должность: заведующая лабораторией психологии развития субъекта в нормальных и посттравматических состояниях
Аффилиация: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт психологии РАН
Адрес: Москва, Российская Федерация
Зайцев О. С.
Должность: профессор, врач-психиатр
Аффилиация: НМИЦ Нейрохирургии имени академика Н.Н. Бурденко Министерства здравоохранения Российской Федерации
Адрес: Российская Федерация, Москва
Никитина Дарья Алексеевна
ORCID: 0000-0001-6695-1851
Аффилиация: ФГБУН Институт психологии РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Копосова А. Н.
Должность: Врач-психиатр
Аффилиация: НМИЦ Нейрохирургии имени академика Н.Н. Бурденко Министерства здравоохранения Российской Федерации
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Том 42 № 6
Страницы
70-82
Аннотация

Проведено теоретико-эмпирическое исследование базисных убеждений и их связи с уровнем посттравматического стресса, личностными особенностями, представлениями о психологической безопасности у людей с тяжелым соматическим заболеванием. Базисные убеждения представлены как эмпирические маркеры переживания человеком экзистенциального опыта. На выборке людей с диагнозом “менингиома” (n = 60) проверены гипотезы об индивидуально-психологических различиях в отношении человека к себе и миру в условиях переживания тяжелого жизненного события. Доказано, что люди с позитивным отношением к себе и миру имеют высокие оценки по Шкале базисных убеждений (ШБУ) и таким субшкалам, как доброжелательность, справедливость, убеждение о контроле, Образ Я и убеждение в удаче. Показано, что позитивное отношение к себе и миру соотносится с определенной конфигурацией личностных черт по Фрайбургскому личностному опроснику, включая общительность, уравновешенность, маскулинность; представление о психологической безопасности соотносится субъектом с внутренними ресурсами (компетентностью, жизненным опытом, контролем и др.). Люди с негативным отношением к себе и миру, т.е. с низкими оценками по ШБУ, характеризуются такими личностными особенностями, как невротичность, депрессивность, застенчивость, эмоциональная лабильность; их представления о психологической безопасности соотносятся с потребностью в социальной поддержке. В группе со средними значениями по ШБУ личностный профиль практически идентичен профилю субъектов с низкими оценками по ШБУ, за исключением депрессивности и фемининности; психологическая безопасность ассоциируется с внешними и внутренними ресурсами. Результаты исследования обсуждаются в контексте анализа проблемы экзистенциального опыта человека.

Ключевые слова
экзистенциальный опыт; менингиома; базисные убеждения; позитивное отношение к миру и себе; негативное отношение к миру и себе; личностные особенности; посттравматический стресс; психологическая безопасность
Источник финансирования
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ (проект № 18-013-00324).
Классификатор
Дата публикации
16.12.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
255
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Экзистенциальные вопросы, согласно Мартину Хайдеггеру, формулируются ученым-философом, методологом в том случае, когда возникает познавательная потребность в понимании сущности, “существа” человека: “Этот вопрос мы обычно ставим одинаково непродуманным образом и тогда, когда хотим знать, что такое человек, и тогда, когда задумываемся, кто он такой” [19, с. 200]. Несомненно, время от времени подобные размышления (стихийные и последовательные) бывают свойственны не только ученому; жизненные неурядицы и проблемы, различные испытания “извлекают” практически любого человека из потока повседневной жизни и нередко привносят в нее новые смыслы.
2 Случается, однако, и так, что смысл жизни утрачивается, теряется понимание того, как строить отношения с миром дальше, возникает безразличие, апатия, бессилие. Новый жизненный опыт невольно заставляет обращаться к вопросам Жизни и Смерти, Любви и Справедливости и др., сопоставимым с “экзистенциальными проблемами человека” [3]. Переживаемый экзистенциальный опыт приобретается субъектом благодаря переосмыслению и переоценке своей жизни и ее изменению, реализации экзистенциальных функций, которые “связаны с осознанным построением человеком своей личности, конструированием истории жизни” [4, с. 162].
3 Экзистенциальный опыт остро переживается в ситуациях, непосредственно связанных с угрозой жизни. Н.А. Бердяев писал, что в таких обстоятельствах возникает “древний страх”, “страх-ужас”, когда человек стоит перед бездной и “от страдания наталкивается на непреодолимую стену, за которой небытие, пустота, ничто” [1, c. 287]. В таких обстоятельствах возникает ощущение “раздвоенности между физикой и метафизикой нашего бытия и нашего небытия”, а также ставшее очевидным понимание неразрывности связи между общим представлением о смертности (например, смерти другого человека) и представлением о собственной смерти [18]. В этих трагических обстоятельствах может показаться, что проблема смерти, вызывающая тревогу и отчаяние, не имеет удовлетворительного решения, по крайней мере, на уровне ее принятия в контексте индивидуального опыта. Однако, как это ни парадоксально звучит, “проблема смерти, проблема страха смерти и страха небытия” может быть пережита человеком, открыта ему не только в ее трагическом звучании. Отношение к смерти существенно меняется в зависимости от отношения к своей жизни, в зависимости от “наполнения нашего настоящего жизнью, наполнения настоящей жизни настоящей жизнью” [там же, с. 75].
4 Несмотря на то, что экзистенциальный опыт рассматривается через призму изменения внутреннего мира человека, его жизненных установок, смыслов, представлений о себе, подобные ситуации влияют и на систему отношений Я–Другой, Я–Человечество, Я–Мир, и требуют “от субъекта не только соотнесения понимаемого события с личностным знанием, но и включения его в более широкий контекст человеческого бытия” [4, c. 165]. Обстоятельства вынуждают изменять жизненные ориентиры и установки, при этом не следует отрицать и того факта, что психологическое пространство во многом определяется самими субъектом, ведь “основа бытийности человека лежит в нем самом” [11, с. 444].
5 Экзистенциальный опыт с трудом поддается операционализации; его сложно представить в виде суммы конкретных показателей, характеристик, параметров. Использование феноменологического метода для изучения экзистенциального пространства человека, как писал Н.А. Бердяев, допустимо, но “экзистенции при этом исчезают, и происходит объективация, которая закрывает тайну жизни человека, мира и Бога” [1, c. 254]. Несмотря на строгость оценки данного метода, исследование переживания человеком трудных жизненных ситуаций и понимания природы его отношения к себе и миру оказывается проблематичным.
6 Попытки понять, что такое экзистенциальный опыт, и рассмотреть его особенности (например, по сравнению с жизненным опытом), определить его компоненты и формы, обсудить причины переживания такого опыта, предпринимаются представителями разных областей науки; доказывается, что непостижимость некоторых событий и ситуаций “не означает принципиальной невозможности понимания” [5, c. 133].
7 Принимая во внимание философско-психологические интерпретации экзистенциального опыта как переживания, которое “отражает контакт субъекта с миром и связано с обнаружением данностей существования, во многом трагических, с наполнением этих данностей формами творческого отношения к миру” [там же, с. 124], мы склонны (достаточно обобщенно) выделять в экзистенциальном опыте две составляющие: отношение к себе и отношение к миру. Заметим при этом, что отношение представлено не только эмоциональной (оценка), но и когнитивной (знание об объектах отношения) характеристиками [15]. В настоящей статье основное внимание предполагается уделить изучению когнитивных аспектов переживаемого человеком опыта, а именно анализу убеждений, которые “имеют отношение не только к конкретным жизненным ситуациям, но и к мировоззренческой личностно-смысловой позиции субъекта” [5, с. 168]. Операционализация экзистенциального опыта человека посредством изучения его убеждений, прежде всего базисных, допустима, с нашей точки зрения, лишь в случае принятия к сведению еще одного фактора: переживания человеком тревоги, “страха-ужаса” по поводу актуальной жизненной ситуации.
8 Согласно М.А. Падун и А.В. Котельниковой, понятие “базисные убеждения” возникло на пересечении когнитивной, социальной, клинической психологии и практики [13] и используется для понимания особенностей конструирования личностью представлений о мире и о себе. Базисные убеждения — это “имплицитные, глобальные, устойчивые представления индивида о мире и о себе, оказывающие влияние на мышление, эмоциональные состояния и поведение человека” [13, с. 98]. В рамках когнитивной парадигмы многие исследователи ссылаются на работы Р. Янофф-Бульман, которая утверждала, что для поддержания субъективной картины мира люди стремятся таким образом интерпретировать происходящие с ними события, чтобы сохранить чувство безопасности [28].
9 Имплицитные представления о мире включают в себя убеждения о доброжелательности мира (убеждения индивида относительно безопасной возможности доверять окружающему миру), его справедливости (убеждение в том, что в мире действуют законы справедливости, и убеждение в возможности контролировать происходящие в жизни события), а также представления о собственном Я (убеждение индивида в том, что он хороший и достойный человек и убеждение в собственной удачливости и везении) [13, с. 99]. Базисные убеждения остаются относительно стабильными на протяжении всей жизни человека, однако, как полагают М.А. Падун и А.В. Котельникова, ссылаясь на Р. Янофф-Бульман, могут меняться в особых (травматических) жизненных ситуациях. При совладании «с травмой базисные убеждения качественно отличаются от “дотравматических”... Картина мира индивида, пережившего психическую травму и успешно совладавшего с ней, примерно такова: “Мир доброжелателен и справедлив ко мне. Я обладаю правом выбора. Но так бывает не всегда”» [14, с. 31].
10 Как показывают многочисленные исследования, угрожающие жизни события (природные и техногенные катастрофы, войны, физическое, эмоциональное, сексуализированное насилие, опасные заболевания и др.) с определенной долей вероятности приводят к негативным последствиям: депрессии, тревожности, стигматизации и самостигматизации и др. [22, 30]. Известно, что в стабильных условиях диспозициональная суверенность помогает человеку решать возрастные и экзистенциальные задачи, “сопряжена с системой активации поведения, продвижением к целям и предпочтением целей усиления”, тогда как в экстремальных условиях жизни может усиливаться чувство депривированности, сопряженное с “системой подавления поведения” [9, с. 81]; наблюдается нарушение границ психологического пространства личности, теряется вера в доброжелательность и справедливость мира, вера в себя [8], возникают чувства страха и ужаса и другие признаки посттравматического стресса (ПТС), которые, как отмечалось выше, могут (в зависимости от степени их переживания) по-разному влиять на отношение к себе и миру, способствовать или препятствовать актуализации новых личностных ресурсов.
11 Тяжелые соматические заболевания (например, онкология, сердечно-сосудистые, генетические и др.) являются для человека серьезным испытанием, непосредственно связанным с угрозой жизни. Осознание этого факта может сопровождаться глубокими переживаниями, ощущением потери смысла жизни [16], тревогой, раздражительностью, возрастающей агрессий, либо астенизацией, эмоциональной холодностью, безразличием, уходом в себя. Часто наблюдается снижение мотивации, самообвинение и аутоагрессия, склонность к социальной изоляции, подозрительность; мир оценивается как враждебный и несправедливый [24; 25; 27; 29]. Конечно, возможны не только негативные последствия переживания тяжелой болезни.
12 Специфика опасного для жизни заболевания состоит в том, что оно является так называемым внутренним стрессором, и именно поэтому в некоторых случаях может рассматриваться человеком как неслучайное событие, произошедшее вследствие нарушения экологии жизни во всех ее проявлениях: физическом, социальном, психологическом. Поиск ответов на экзистенциальные вопросы о Жизни и Смерти, Добре и Зле, Справедливости и Несправедливости выступает в качестве маркера изменения отношения субъекта к себе и миру вследствие болезни и является актуальной научной задачей, решение которой позволяет ответить на запросы общества о механизмах и путях реабилитации человека после перенесенного заболевания и его интеграции в социум.
13 По данным наших исследований, диагностирование доброкачественной опухоли паутинной оболочки головного мозга (менингиомы) может со временем приводить к развитию посттравматического стресса, появлению признаков депрессии, эмоциональной лабильности, невротичности, страха и тревоги по поводу своего будущего [10; 21; 31]. При этом нами показано, что психологические последствия влияния стрессора высокой интенсивности разнообразны по своей степени и особенностям проявления. Можно предположить, что степень вариативности психологических последствий психотравматизации обусловлена тяжестью заболевания, сопутствующими соматическими проблемами, а также тем, какие внешние и внутренние ресурсы доступны человеку [2; 23; 25].
14 При постановке диагноза, связанного с опухолью головного мозга, человек склонен испытывать специфические для данного типа заболевания эмоции: страх потери идентичности и появления когнитивных дисфункций, тревогу по поводу снижения критичности. Подобные эмоции свидетельствуют о том, что известие о наличии опухоли в головном мозге, которая рассматривается в качестве показателя дисфункции органа, соотносится человеком, в том числе, с угрозой потери способности быть и оставаться личностью. Осмысление пациентом возможных последствий заболевания ставит перед ним проблему выбора, которая заключается в принятии собственного состояния либо как безнадежного, безвыходного, либо как временного, при котором сохраняется надежда на восстановление, появляется возможность субъекта изменить свою жизнь, например, иначе посмотреть на приоритеты целей, жизненных стратегий и др. Можно предположить, что постановка диагноза, вызывающего эмоциональные переживания, связанные со страхом потери собственной личности (страхом-ужасом), сопровождается экзистенциальным кризисом, который, с одной стороны, соотносится с переживаниями по поводу своей смертности, а с другой — со смыслом, осмысленностью собственного существования. Экзистенциальная ситуация переживания такой болезни затрагивает отношение человека к себе и косвенно — его взаимоотношения с миром. При наличии интенсивных эмоциональных переживаний, вызванных стрессором, появляется застенчивость, неуверенность в себе, чувство неполноценности. Данный настрой отражается на установках субъекта по поводу того, как его воспринимают окружающие: может нарастать чувство дискомфорта, появиться страх стигматизации. С учетом специфики экзистенциальной ситуации, переживаемой людьми с диагностированной опухолью головного мозга, выход из кризисного состояния во многом связан с качеством восприятия субъектом себя в болезни, его возможностью рационального обращения к внутренним и внешним ресурсам.
15 Цель исследования — анализ базисных убеждений и сопряженных с ними уровня посттравматического стресса, личностных особенностей у людей, имеющих в анамнезе опасное для жизни заболевание.
16 Гипотезы исследования:
17
  1. Различия в базисных убеждениях у людей с диагнозом “менингиома” сопоставимы с различиями в уровне посттравматического стресса как одного из психологических последствий переживания субъектом травматического события.
18
  1. Базисные убеждения тесно связаны с личностными особенностями и представлениями человека о своей безопасности, выступающими в качестве показателей его ресурсности в трудной жизненной ситуации.
19 МЕТОДИКА
20 Участниками исследования стали пациенты, оперированные по поводу менингиомы (доброкачественная опухоль паутинной оболочки головного мозга). Исследовательская база — Национальный медицинский исследовательский центр нейрохирургии имени академика Н.Н. Бурденко. 60 человек (55 жен. и 5 муж.) в возрасте от 30 до 70 лет (M = 54, σ = 11.9). Для участия в исследовании выборка подбиралась в соответствии с критерием “минимальная степень когнитивного дефицита”. Данный показатель контролировался группой психиатров учреждения. Перед началом исследования все респонденты подписывали информированное согласие.
21 Методики исследования
22 Шкала базисных убеждений (ШБУ) (World assumptions scale, WAS) в адаптации М.А. Падун, А.В. Котельниковой применялась для выявления особенностей субъективной картины мира и отдельных показателей: Доброжелательности окружающего мира, Справедливости, Образа Я, Удачи, Убеждения о контроле [12].
23 Фрайбургский многофакторный личностный опросник (Freiburg Personality Inventory, FPI), модифицированная форма опросника В, разработанная А.А. Крыловым с коллегами. Опросник был применен для анализа отдельных личностных черт (невротичности, депрессивности, раздражительности, застенчивости, открытости, эмоциональной лабильности, маскулинности–феминности и др.) исследуемых групп с разной субъективной картиной мира [7].
24 Анкета психологической безопасности, разработанная сотрудниками лаборатории психологии посттравматического стресса Института психологии РАН. Анкета была использована для анализа особенностей представлений о психологической безопасности исследуемых групп с разной субъективной картиной мира. Респондентам предлагалось оценить степень близости 60 слов-дескрипторов к своему представлению о безопасности по шкале от +2 (абсолютно соответствует) до -2 (совершенно не соответствует) [20].
25 Шкала оценки влияния травматического события (ШОВТС) (Impact of Event Scale IES-R) в адаптации H.B. Тарабриной. Шкала использовалась для контроля дополнительного отягощающего фактора: психологических последствий воздействия стрессора высокой интенсивности у пациентов, оперированных по поводу менингиомы. В качестве одного из таких последствий анализировался посттравматический стресс [17].
26 При статистическом анализе данных применялся программный пакет STATISTIСA 10: описательная статистика (LQ и UQ — нижний и верхний квартили, Μ — среднее значение, Me — медиана), коэффициент ранговой корреляции Спирмена (rs), U-критерий Манна–Уитни на уровне значимости p
27 РЕЗУЛЬТАТЫ
28 Для проверки выдвинутых предположений выборка была разделена на группы; использовался кластерный анализ. Процедура кластеризации проводилась на основе данных, полученных с применением методики “Шкала базисных убеждений” (ШБУ) на выборке n = 60 по пяти показателям: Доброжелательность окружающего мира, Справедливость, Образ Я, Удача, Убеждение о контроле. Был применен метод К-средних и выделено три кластера (табл. 1).
29 Таблица 1. Средние значения показателей методики ШБУ в трех кластерах
Субшкалы методики “Шкала базисных убеждений” 1 кластер Μ (n=31) 2 кластер Μ (n=14) 3 кластер Μ (n=15)
Доброжелательность окружающего мира 34.2 41.9 29
Справедливость 21.9 25.6 18.8
Образ Я 29.1 33.3 25.1
Удача 33.3 41.7 24.6
Убеждения о контроле 26.8 30.2 21.7
Предварительный анализ данных показал, что результаты второго кластера (2 группа, n = 14) выше показателей остальных двух кластеров: 1-ой (n = 31) и 3-ей (n = 15) групп. Наименьшие показатели методики ШБУ выявлены в третьей группе.
30 Статистически значимые различия между группами по показателям ШБУ оценивались с помощью U-критерия Манна–Уитни (табл. 2).
31 Таблица 2. Анализ различий по шкалам методики “Шкала базисных убеждений” в трех исследуемых группах
Медианы (Ме) Значения U-критерия Манна–Уитни
Субшкалы методики “Шкала базисных убеждений” 1 группа n=31 2 группа n=14 3 группа n=15 1 и 2 группы 1 и 3 группы 2 и 3 группы
Доброжелательность окружающего мира 35 42 31 54.5** 115.5** 11.5**
Справедливость 21 26 18 106** 108.5** 19.5**
Образ Я 30 34 25 91** 109.5** 16.5**
Удача 32 41 24 35** 27.5** 1.0**
Убеждения о контроле 27 29 21 102** 59.5** 10.5**
Примечание. ** — различия на уровне значимости p<0.01.
32 Полученные результаты свидетельствуют о том, что три исследуемые группы различаются между собой по всем шкалам методики ШБУ. Наиболее высокие значения отмечены во второй, а самые низкие — в третье группе. В первое группе все показатели методики ШБУ имеют среднее значение.
33 Доброжелательность мира и ощущение справедливого отношения к себе и другим людям сочетаются у респондентов второй группы с позитивным образом Я и уверенностью в достижимости поставленных целей. Несмотря на тяжелое заболевание и необходимость восстановления после операции, респонденты сохраняют душевное равновесие и веру в себя. Не имея возможности сравнивать данные пациентов до и после заболевания, мы можем только предполагать, что в том случае, если базисные убеждения были не только сохранены, но и претерпели изменения, эти изменения в данной группе респондентов произошли в сторону более позитивного отношения к себе и миру, предположительно вследствие переоценки своих взглядов на жизнь после влияния интенсивного стрессора. Можно сказать, что в данном случае экзистенциальный опыт связан с позитивными переживаниями, с надеждой на лучшее и “утверждением собственного бытия” [6].
34 Анализ результатов показал, что третья группа респондентов характеризуется негативным отношением к окружающему миру, проявляет настороженность, склонна к избеганию. В ситуации чрезвычайных событий (в частности, ситуаций, связанных с опасным для жизни заболеванием) такие люди могут испытывать дополнительный эмоциональный дискомфорт, который выражается в бессилии, т.е. в ощущении невозможности изменить негативный ход событий, неспособности влиять на ситуацию. Ощущение того, что человек стал жертвой обстоятельств, крушение надежд и неверие в справедливый мир, а также негативное отношение к себе, самообвинение, мысли о собственной неудачливости, никчемности, дополняют психологический портрет личности с низкими показателями по методике ШБУ. Экзистенциальный опыт данной группы респондентов связан с сомнениями, тревогами, ощущением потери и недоверием и в целом с отчаянием, “чувством экзистенциального одиночества” [там же, с. 60].
35 Респонденты первой группы характеризуются амбивалентным отношением к себе и окружающему миру. Мы полагаем, что средние показатели по ШБУ в данной группе могут указывать на наличие сильных эмоциональных переживаний по поводу психотравмирующей ситуации и одновременно на достаточность ресурсов для ее преодоления. Сочетание позитивного и негативного модуса экзистенциального опыта, “сомнений и утверждения, тревоги и возможности, потери и приобретения, смерти старого и рождения нового” [там же, с. 65] характерно для респондентов данной группы.
36 В целом можно отметить, что базисные убеждения людей, имеющих в анамнезе опасное для жизни заболевание, различаются по показателямотношения не только к себе, но и к миру. По всей видимости, переживание ситуации, связанной с опасным для жизни заболеванием, затрагивает всю систему базисных убеждений, в том числе сферу социального взаимодействия, и указывает на единство личности и ее бытия.
37 Для проверки первой гипотезы о том, что различия в базисных убеждениях у людей с диагнозом “менингиома” сопоставимы с различиями в уровне посттравматического стресса как одного из психологических последствий переживания субъектом травматического события, исследовался общий уровень ПТС и отдельных симптомах (вторжение, избегание, физиологическая возбудимость). Использовалась методика ШОВТС (табл. 3).
38 Таблица 3. Анализ различий в уровне ПТС и отдельных симптомов в трех исследуемых группах (методика ШОВТС)
Медианы (Ме) Значения U-критерия Манна–Уитни
Субшкалы методики ШОВТС 1 группа n=31 2 группа n=14 3 группа n=15 1 и 2 группы 1 и 3 группы 2 и 3 группы
Вторжение 9 4 15 106.5** 146.5* 32**
Избегание 12 5.5 18 124** 174.5 36.5**
Физиологическая возбудимость 6 1 9 76.5** 194.5 36.5**
ИТ 27 10.5 34 90** 163 25.5**
Примечание. * — различия на уровне значимости p<0.05; ** — различия на уровне значимости p<0.01.
39 Анализ показал, что респонденты с амбивалентными (1 группа) и низкими (3 группа) показателями по ШБУ сходны между собой по уровню ПТС: обе группы испытывают сильные эмоциональные переживания по поводу постановки диагноза “менингиома”, склонны отрицать серьезность своего положения, избегать ситуаций, напоминающих о болезни. Выявлено лишь одно различие по симптому “вторжение”, показатели которого оказались выше в третьей, самой проблемной группе респондентов с негативным отношением к себе и миру. Гипербдительность, повышенное внимание к своему здоровью, ипохондрия, неспособность довериться специалистам и близкому окружению, попросить о поддержке и одновременно неприятие ситуации создают условия для интенсивного и продолжительного переживания этого события как актуального.
40 Показатели психологического благополучия в группе с позитивным отношением к миру и себе (2 группа) обнаруживаются в способности совладать с травмирующей ситуацией, используя внешние и внутренние ресурсы. Несмотря на этот факт, мы допускаем, что часть респондентов данной группы склонна переоценивать свое состояние, характеризовать его как более благоприятное, чем оно есть на самом деле. Можно ожидать, что при умеренных значениях переоценка своего состояния не столько ухудшает, сколько улучшает ситуацию, выступает дополнительным ресурсом успешной реабилитации после операции.
41 Результаты исследования позволяют верифицировать первую гипотезу исследования о том, что различия в базисных убеждениях у людей с диагнозом “менингиома” сопоставимы с различиями в уровне ПТС как одного из психологических последствий переживания субъектом травматического события: при позитивном отношении к себе и миру риск развития ПТС уменьшается; неспособность справиться с высоким уровнем напряжения, отрицание ситуации болезни, а также фиксация на своих переживаниях, мыслях, действиях при недоверии социальному окружению создают риск развития клинических признаков ПТС, корреспондирующих с ПТСР.
42 Для проверки второй гипотезы о том, что базисные убеждения тесно связаны с личностными особенностями и представлениями человека о своей безопасности, выступающими в качестве показателей его ресурсности в трудной жизненной ситуации, были проанализированы личностные характеристики (Фрайбургский многофакторный личностный опросник) и представления о психологической безопасности (Анкета психологической безопасности) в каждой из выделенных групп респондентов.
43 В таблице 4 представлены результаты сравнения трех групп респондентов по показателям Фрайбургского многофакторного личностного опросника.
44 Таблица 4. Анализ различий по шкалам методики “Фрайбургский многофакторный личностный опросник” в трех исследуемых группах
Медианы (Ме) Значения U-критерия Манна–Уитни
Шкалы методики “Фрайбургский многофакторный личностный опросник” 1 группа n=31 2 группа n=14 3 группа n=15 1 и 2 группы 1 и 3 группы 2 и 3 группы
Невротичность 7 4 9 135* 190.5 54**
Спонтанная агрессивность 3 1 2 121** 196.5 83.5
Депрессивность 4 0 8 75.5** 122** 15.5**
Раздражительность 3 1 4 100** 198.5 31**
Общительность 6 9 7 135* 217.5 60.5*
Уравновешенность 5 5 4 183.5 173.5 52.5**
Реактивная агрессивность 3 2 3 149.5 218 78,5
Застенчивость 5 1 6 65** 170 20.5**
Открытость 9 7 8 106** 195 64.5
Экстраверсия – интроверсия 6 6 5 191.5 163 83
Эмоциональная лабильность 6 3 8 104** 151 27**
Маскулизм – феминизм 7 8 5 192 138** 44.5**
Примечание. * — различия на уровне значимости p < 0.05; ** — различия на уровне значимости p<0.01.
45 Анализ личностных характеристик показал, что для респондентов с позитивным отношением к себе и миру, т. е. с высокими значениями по ШБУ (2 группа), не типичны такие особенности, как невротичность, депрессивность, раздражительность, застенчивость и эмоциональная лабильность. По сравнению с респондентами со средними показателями по ШБУ они менее склонны к проявлению спонтанной агрессивности, более общительны, однако чаще выбирают социально желательные ответы (показатель шкалы “Открытость” ниже по сравнению с первой группой). При сравнении групп с высокими (2 группа) и низкими (3 группа) показателями по ШБУ оказалось, что такие личностные черты, как общительность, уравновешенность и маскулинность присущи людям с позитивным отношением к себе и миру, а невротичность, депрессивность, раздражительность, застенчивость и эмоциональная лабильность — людям с негативным отношением, т. е. с низкими показателями по ШБУ. Обобщая эти данные, можно утверждать, что базисные убеждения эмоционально и поведенчески проявляются в том числе в отдельных личностных чертах и установках человека. Люди с позитивным отношением к себе и миру характеризуются более стабильным эмоциональным фоном, социально контактны, им свойственна определенная конфигурация личностных черт (например, маскулинность, общительность, уравновешенность и др.), которая в тяжелых жизненных обстоятельствах позволяет проявлять наиболее адаптивные формы поведения.
46 Респондентам с негативным отношением к себе и миру (3 группа), как было показано выше, свойственно проявление целого спектра личностных характеристик: склонности к депрессии и неуравновешенности, частой смене состояния апатии вспышками раздражительности. В отношениях c другими людьми может возникать настороженность, подозрительность, недоверие; межличностное общение становится формальным. Подозрительность сменяется проявлением враждебных форм поведения либо агрессией, направленной на себя, которая подкрепляется чувством вины и типичными для этой группы респондентов зависимостью, эмоциональностью, нерешительностью.
47 Отметим, что респонденты первой группы с амбивалентным отношением к себе и миру, т. е. со средними значениями по ШБУ, отличаются от респондентов с высокими показателями и характеризуются выраженной невротичностью, спонтанной агрессивностью, депрессивностью, раздражительностью; они более застенчивы и эмоционально лабильны, менее общительны, не склонны давать социально желательные ответы. Сходство этих групп обнаруживается в признаках уравновешенности и маскулинности как показателях умения регулировать эмоции и проявлять независимость в общении. Интересно отметить, что по сравнению с респондентами с низкими значениями по ШБУ, данная группа оказывается менее депрессивной и более независимой в своих решениях. Из этого следует, что в сохранении и поддержании позитивного образа Я и образа мира существенную роль играют такие личностные особенности, как умение регулировать свои эмоции, быть пластичным и принимать самостоятельные решения.
48 Наличие тесной связи между базисными убеждениями и личностными особенностями, несомненно, подтверждает предположение о том, что позитивный или негативный модусы экзистенциального опыта находят воплощение в эмоциональных, мотивационных и поведенческих особенностях личности. Проведенный нами корреляционный анализ сопряженности данных, полученных с помощью Фрайбургского многофакторного личностного опросника и Шкалы базисных убеждений (критерий ранговой корреляции Спирмена), показал, что личностные особенности в большей степени сопряжены с такими базисными убеждениями, как образ Я (отношение к себе) и убеждение о контроле (отношение к миру) (p
49 Для проверки второй части гипотезы о связи базисных убеждений с личностными особенностями и представлениями человека о безопасности как показателями его ресурсности в трудной жизненной ситуации, дескрипторы Анкеты психологической безопасности были оценены по степени предпочитаемости в каждой из обследуемых групп респондентов. По каждому дескриптору были найдены суммы наиболее высоких оценок (4 и 5 баллов, умноженное на количество выборов) отдельно в первой, второй и третьей группах. По полученным суммам баллов были вычислены значения верхнего и нижнего квартилей и медиана: 1 группа Me=97; LQ=78; UQ=118; 2 группа Me=54; LQ=44.5; UQ=60; 3 группа Me=56.5; LQ=48; UQ=64.5. Значения дескрипторов, которые попали в верхний квартиль, и дескрипторов, которые разместились в межквартильном пространстве, были проранжированы таким образом, что наиболее предпочитаемому дескриптору присваивался первый ранг. После этого ранги каждой группы были прокоррелированы между собой попарно (ранговая корреляция Спирмена (rs)): 1 и 2 группа rs=0.67, p
50 При анализе респондентов с положительным отношением к себе и миру (2 группа) было выявлено, что дескрипторы, которые указывают на собственные ресурсы, занимают более высокие ранговые места. Это опытность (компетентность, ум, жизненный опыт), информированность (владение информацией, контроль), тема собственного здоровья (самосохранение, здоровье).
51 Респонденты с амбивалентным отношением к себе и миру (группа 1) соотносят психологическую безопасность как с внутренними — опытность (компетентность, ум, жизненный опыт, опытность), собственное здоровье (самосохранение, здоровье), — так и с внешними ресурсами (надежное окружение, в частности надежные друзья, спутник, опора, дом, жилье).
52 Группа с наименее благополучным отношением к себе и миру (3 группа) в большей степени ориентирована на фактор социальной поддержки, а не на собственные ресурсы. Предпочтение отдается социальному окружению (надежные друзья, верность, поддержка, помощь, надежность, позитивное окружение, надежный спутник, опора). Другая особенность, характерная для этой группы: наличие тем, которые могут указывать на отчуждение респондентов этой группы от собственного психотравмирующего опыта (свобода, мир в стране и др.).
53 В целом следует подчеркнуть, что чем более положительным представляется отношение человека к себе и миру, тем более выраженным становится ориентация на собственные ресурсы при оценке психологической безопасности. Вторая гипотеза о том, что базисные убеждения тесно связаны с личностными особенностями и представлениями человека о своей безопасности, выступающими в качестве показателей его ресурсности в трудной жизненной ситуации, подтверждается.
54 ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
55 Переживание особых экзистенциальных состояний происходит в тех жизненных обстоятельствах, которые заставляют субъекта пересмотреть свое отношение к жизни. Эти обстоятельства хорошо известны практически каждому человеку либо по собственному опыту их переживания, либо по опыту их переживания другими людьми. Они характеризуются выраженной угрозой жизни и одновременно (как это ни парадоксально звучит) подчеркивают ценность, важность, значимость жизни, но только тогда, когда человек готов принять весь трагизм своего существования. “Прими смерть, пойми ее, потому что в качестве этой цены, в качестве границы и меры жизни, в качестве неотъемлемого ее элемента она есть величайшее из благ, равное и тождественное равному и тождественному ей благу жизни, потому что только она способна сообщить жизни ее истинную стоимость…” [18, с. 52].
56 В тяжелых жизненных обстоятельствах человек способен сохранять самообладание, поддерживать конструктивные отношения с миром и даже оказывать поддержку другим людям, остро нуждающимся в ней. Опасные для жизни заболевания оставляют человеку меньше шансов на реализацию позитивного отношения к себе и миру, однако не исключают их вовсе. Болезнь, истощающая силы человека, может влиять на его внутренние и внешние ресурсы по-разному, исчерпывая или восполняя их. Однако, во многом это зависит от самого человека, его установок и эмоционального состояния: “Истина творится в субъекте, она не дается объективно извне. Мир представляется иным, в зависимости от того, молоды ли мы или стары, здоровы или больны, радостны или печальны…” [1, с. 255].
57 Позитивный взгляд на себя, окружающий мир способствует успешному совладанию с психотравмирующим событием, вселяет надежду. Допустимо и обратное: успешное совладание человека с ситуацией болезни является причиной изменения отношения к себе и миру в лучшую сторону. При таких условиях субъект способен актуализировать собственные личностные ресурсы и одновременно, не испытывая смущения или раздражения, обращаться за социальной поддержкой. Использованию собственных ресурсов способствует эффективная эмоциональная саморегуляция.
58 Иная картина наблюдается у людей, имеющих психологические затруднения или проблемы, препятствующие конструктивному совладанию с воздействием стрессора высокой интенсивности. Дискуссионным остается вопрос о том, является ли наличие высоких показателей посттравматического стресса причиной негативного отношения к себе и миру, либо более ранний опыт формирования базисных убеждений выступает основой несовладания с травмирующими событиями жизни. Думается, что в данном случае корректнее обсуждать эту проблему не в терминах формулировки причинно-следственных закономерностей, а с позиции анализа системы связей между такими компонентами, как отсроченные переживания по поводу психотравмирующего события (ПТС), базисные убеждения, личностные характеристики, представление о психологической безопасности.
59 При высоком уровне посттравматического стресса ситуация переживания опасного для жизни заболевания воспринимается человеком как экзистенциальный кризис, проявляющийся в эмоциональной оценке жизни в категориях тревоги, страха, отчаяния; происходит слом дотравматической картины мира: мир представляется враждебным и неконтролируемым; события, произошедшие с человеком, кажутся несправедливыми; отношение к себе меняется с позитивного на негативное. Образ Я нагружается иными смыслами, а связанная с ним мотивация и эмоции описываются в терминах аутоагрессии, вины, напряжения и раздражения, отвержения социальной поддержки. В других случаях может наблюдаться тенденция к проявлению деструктивных форм жалости к себе (вторичная выгода от болезни), обвинение в случившемся третьих лиц, жалобы на упадок сил, отсутствие психологических ресурсов для борьбы с заболеванием, повышенная тревожность. Данная картина свидетельствует о влиянии установок личности, ее эмоционального настроя на мотивацию выздоровления, которая проявляет себя негативно, способствуя развитию симптоматики ПТС, в том числе вследствие сопротивления принятию социальной поддержки.
60 Интересными оказались данные, полученные в группе с амбивалентным отношением к себе и окружающему миру. Несмотря на высокий уровень дистресса, вызванного психотравмирующим событием, респонденты данной группы используют иные формы адаптивного поведения, близкие по своей направленности и валентности людям с позитивным отношением к миру и себе. Рациональный взгляд на трудную жизненную ситуацию, гибкая система эмоционального копинга, адекватная оценка собственных ресурсов, а также поиск внешней опоры способствуют успешному и, возможно, более качественному проживанию психотравмирующего опыта. Данное предположение нуждается в специальной проверке, однако уже первые полученные в настоящем исследовании результаты говорят о том, что по сравнению с людьми с позитивным отношением к себе и миру данная группа избегает давать социально одобряемые ответы и более откровенна в работе с интервьюером.
61 Открытое, искреннее общение позволяет быть честным по отношению к самому себе, что при переживании экстремальных жизненных ситуаций выступает дополнительным и крайне важным ресурсом, обеспечивающим человека возможностями справиться с травматическим стрессом и обрести новые смыслы жизни.

Библиография

1. Бердяев Н.А. О назначении человека. М.: Республика, 1993.

2. Вассерман Л.И., Трифонова Е.А. Дискуссионные вопросы концептуализации и методологии исследования качества жизни в медицине // Сибирский психологический журнал. 2007. № 26. С. 112–119.

3. Гришина Н.В. Экзистенциальные проблемы человека как жизненный вызов // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 12. Психология. Социология. Педагогика. 2011. № 4. С. 109–116.

4. Знаков В.В. Психология понимания мира человека. М.: Институт психологии РАН, 2016.

5. Знаков В.В., Касавина Н.А., Синеокая Ю.В. Экзистенциальный опыт: таинство и проблема // Философский журнал. 2018. Т. 11. № 2. С. 123–137.

6. Касавина Н.А. Экзистенциальный опыт: отчаяние и надежда // Философские науки. 2016. № 10. С. 54–67.

7. Крылов А.А., Куликов Л.В. Опыт применения Фрайбургского личностного опросника в диагностике психических состояний //Теоретические и прикладные вопросы психологии. 1995. №. 1. С. 5–12.

8. Нартова-Бочавер С.К. Психология суверенности: десять лет спустя. М.: Смысл, 2017.

9. Нартова-Бочавер С.К., Силина О.В. Психологические границы личности: взросление и культура. М.: Памятники исторической мысли, 2018.

10. Никитина Д.А. Особенности жизненной перспективы у пациентов с диагнозом “менингиома” // Вестник Костромского государственного университета. Серия: Педагогика. Психология. Социокинетика. 2019. № 3. С. 108–111.

11. Никитин Е.П. Духовный мир: органичный космос или разбегающаяся вселенная? М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004.

12. Падун М.А., Котельникова А.В. Методика исследования базисных убеждений личности. М.: Институт психологии РАН, 2007. C. 23.

13. Падун М.А., Котельникова А.В. Модификация методики исследования базисных убеждений личности Р. Янофф-Бульман // Психологический журнал. 2008. Т. 29. № 4. С. 98–106.

14. Падун М.А., Котельникова А.В. Психическая травма и картина мира. Теория, эмпирия, практика. М.: Институт психологии РАН, 2012.

15. Позняков В.П. Психологические отношения субъектов совместной жизнедеятельности // Знание. Понимание. Умение. 2013. № 1. С. 167–174.

16. Полетаева А.В. Смысловые компоненты психологических механизмов переживания травматического события // Сибирский психологический журнал. 2007. № 25. С. 197–203.

17. Тарабрина Н.В. Практикум по психологии посттравматического стресса. СПб.: Питер, 2001. С. 146–181.

18. Трубников Н.Н. О смысле жизни и смерти. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1996.

19. Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993.

20. Харламенкова Н.Е. Половые и гендерные различия в представлениях о психологической безопасности // Социальная психология и общество. 2015. Т. 6. № 2. С. 51–60.

21. Харламенкова Н.Е., Зайцев О.С., Никитина Д.А., Кормилицына А.Н. Эмоционально-личностные особенности пациентов с диагнозом менингиома при выраженном посттравматическом стрессе // Клиническая и специальная психология. 2018. Т. 7. № 4. С. 150–167. doi:10.17759/cpse.2018070409.

22. Birk J.L., Kronish I.M., Moise N., Falzon L., Yoon S., Davidson K.W. Depression and multimorbidity: Considering temporal characteristics of the associations between depression and multiple chronic diseases // Health Psychology. 2019. Vol. 38(9). P. 802–811. https://doi.org/10.1037/hea0000737

23. Carboon I., Anderson V.A., Pollard A., Szer J., Seymour J.F. Posttraumatic Growth following a cancer diagnosis: Do world assumptions contribute? // Traumatology. 2005. Vol. 11(4). P. 269–283. https://doi.org/10.1177/153476560501100406

24. Chen J., Zebrack B., Embry L., Freyer D.R., Aguilar C., Cole S. Profiles of emotional distress and growth among adolescents and young adults with cancer: A longitudinal study // Health Psychology. 2020. Vol. 39(5). P. 370–380. https://doi.org/10.1037/hea0000843

25. Cook S.A., Salmon P., Dunn G., Holcombe C., Cornford P., Fisher P. The association of metacognitive beliefs with emotional distress after diagnosis of cancer // Health Psychology. 2015. Vol. 34(3). P. 207–215. https://doi.org/10.1037/hea0000096

26. Hagger M.S., Koch S., Chatzisarantis N.L.D., Orbell S. The common sense model of self-regulation: Meta-analysis and test of a process model // Psychological Bulletin. 2017. Vol. 143(11). P. 1117–1154. https://doi.org/10.1037/bul0000118

27. Hopko D.R., Clark C.G., Cannity K., Bell J.L. Pretreatment depression severity in breast cancer patients and its relation to treatment response to behavior therapy // Health Psychology. 2016. Vol. 35(1). P. 10–18. https://doi.org/10.1037/hea0000252

28. Janoff-Bulman R. Shattered assumptions: Towards a new psychology of trauma. N.Y.: Oxford University Press, 1992.

29. Kangas M., Henry J.L., Bryant R.A. Predictors of posttraumatic stress disorder following cancer // Health Psychology. 2005. Vol. 24(6). P. 579–585. https://doi.org/10.1037/0278-6133.24.6.579

30. Mittal D., Drummond K.L., Blevins D., Curran G., Corrigan P., Sullivan G. Stigma associated with PTSD: Perceptions of treatment seeking combat veterans // Psychiatric Rehabilitation Journal. 2013. Vol. 36(2). P. 86–92. https://doi.org/10.1037/h0094976

31. Nikitina D., Kharlamenkova N. Psychopathological symptomatology and personality characteristics of patients diagnosed with “meningioma” with different post-traumatic stress rates // ESTSS 2019 Rotterdam Poster Abstract Book. European Journal of Psychotraumatology, 2019. P. 26. https://doi.org/10.1080/20008198.2019.1613837

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести