Конструкт “привязанность”, предложенный психиатром и психоаналитиком Джоном Боулби в конце 1950-х годов [4], в последние десятилетия является одним из ключевых в исследовании детско-родительских отношений, раннего детского опыта, а также романтических отношений как в академической психологии (см., напр.[10; 14]), так и в разных направлениях психотерапии. Боулби предположил, что фигура привязанности помогает сформировать базовое чувство безопасности, и в последнее время появляются работы, экспериментально подтверждающие эту идею. Так, в работе Айзенбергер с коллегами было выявлено, что предъявление фотографии близкого человека уменьшает активацию зон мозга, связанных с воспринимаемой болью, другими словами, боль уменьшается, когда люди видят изображения близких [24]. В нескольких метаанализах нейрофизиологических исследований стилей привязанности также были сделаны выводы о том, что этот конструкт связан с безопасностью [42] и восприятием “своих” и “чужих” [36]. Среди отечественных работ следует отметить исследования Р.Ж. Мухамедрахимова с коллегами (см., напр., [3]), в которых на разных выборках неоднократно была выявлена связь типа привязанности и ее нарушений и длительности опыта проживания детей в сиротских учреждениях.

В классических работах Мэри Эйнсворт [17] были сформулированы ключевые факторы формирования надежной привязанности: а) внимание к сигналам ребенка; б) их адекватная интерпретация; в) адекватный ответ на сигналы; г) действие вовремя, не слишком рано и не поздно¹. Особенно подчеркивается тот факт, что и нечуткость, и сверхчуткость родителей одинаково мешают ребенку удовлетворять свои базовые эмоциональные потребности (тем самым негативно влияя на формирование надежной привязанности): в первом случае ― потребность в безопасности, во втором ― в автономии и самостоятельности.

Все факторы, выделенные М. Эйнсворт, появляются еще в перинатальном периоде: в процессе беременности происходит постепенное становление образа ребенка, он отделяется от образа самой беременности как состояния матери и образа родительства [13]. Дифференциация этих образов, восприятие ребенка как “самостоятельного объекта” является одним из предикторов готовности к родительству.

Тесно связан с теорией привязанности и конструкт “гестационная доминанта” (то есть доминанта по Ухтомскому, возникающая в ответ на беременность), разрабатываемый отечественными исследователями в области перинатальной психологии (см. [8]). Оптимальность гестационной доминанты, то есть психологическая и физиологическая настроенность женщины на беременность позволяет предсказывать установление бондинга в раннем постнатальном периоде [Там же].

Теория привязанности часто используется в качестве базы для психотерапевтических и научных работ по гореванию (см., напр.[6; 7]). Считается, что теория привязанности объясняет мотивацию поддерживать близкие отношения и помогает адаптироваться к потере близкого человека благодаря наличию “рабочей модели”. Под рабочей моделью обычно понимается образ близкого человека, сформировавшийся в отношениях, и многие терапевтические техники строятся на взаимодействии именно с этим образом. И в контексте перинатальных утрат такая позиция крайне важна: она помогает понять, почему люди горюют, потеряв ребенка даже в первом триместре беременности, когда “отношений не было”.

С позиций системно-эволюционного подхода, пренатальный период ― это не “подготовка к жизни”, а один из важнейших этапов индивидуального развития [2; 15]. В этот период формируются новые функциональные системы как у плода, так и у его родителей. В свою очередь, формирование новых систем обусловливает увеличение дифференцированности соотношения организма со средой. Другими словами, беременная женщина (и ее партнер) расширяют навыки взаимодействия с плодом и отношения к нему, а плод (и далее — младенец) учится все более разнообразно взаимодействовать с предметной и социальной средой. В связи с этим очевидно, что привязанность как характеристика взаимодействия родителей с ребенком начинает формироваться именно в пренатальный период, а не после рождения. Также можно предположить, что качество и стиль привязанности будут становиться все более определенными постепенно по мере увеличения гестационного срока.

Цель настоящей статьи ― выявить эвристический потенциал конструкта “перинатальная привязанность”, восполнить пробел в русскоязычной литературе на эту тему и обсудить возможность его применения в практике.

ПРИВЯЗАННОСТЬ В ПЕРИНАТАЛЬНОМ ПЕРИОДЕ²: ИСТОРИЯ КОНСТРУКТА

Идею о том, что привязанность может формироваться до рождения ребенка, высказывали разные исследователи. В психоаналитическом подходе еще в конце 1950-хгодов предлагалось рассматривать плод и как продолжение Селф матери, и как независимый объект (цит по. [19]), то есть подчеркивалась роль именно образа ребенка. Аргументом в пользу этой идеи служили наблюдения за гореванием матерей при интранатальной (в родах) потере: степень интенсивности горевания не зависела от наличия физического контакта с новорожденным [30]. Психоаналитик Д. Винникот, известный своей концепцией “достаточно хорошей матери”, в те же годы предложилаконструкт “первичная материнская забота” [43], подразумевающий взаимную включенность матери и ребенка в эмоциональную сферу друг друга, способность матери вчувствоваться в состояние ребенка.

В конце 1960-х ― начале 1970-х годовбыли опубликованы исследования, проведенные медсестрой Ревой Рубин, заложившие эмпирическую основу для изучения привязанности матери к плоду [40]. В них подчеркивалось, что установление глубокой эмоциональной связи между роженицей и новорожденным ― прямое следствие их взаимодействия в пренатальном периоде. В наши дни не вызывает сомнения важность пренатального периода развития человека, наоборот, набирает популярность термин “интенсивное родительство” [26]: поощрение родительской озабоченности и “развивающих и воспитательных практик” с момента зачатия. Однако еще 50 лет назад доминирующая культура родительства была иной. Работы Рубин опередили ее время: она описывала особое чувство беременной женщины по отношению к еще нерожденному ребенку (не называя это привязанностью) [40]. Она выделила четыре ключевые задачи, решаемые беременной женщиной, начиная со второго триместра: 1) найти безопасное место для себя и ребенка; 2) удостовериться в том, что ребенок принимается значимыми другими, 3) “связывание” ― становление диады, чувства “Мы”; 4) самоотдача.

В работах австралийской исследовательницы J. Lumley [33] была выявлена связь между ультразвуковыми обследованиями и внутренними репрезентациями младенца. В первом триместре, до проведения ультразвуковых обследований, только 30 % женщин, участвовавших в исследовании, описывали плод как отдельного человека, личность; во втором триместре их было 62 %, а в третьем ― уже 92 %. Несомненно, не только УЗИ влияют на становление внутренней репрезентации, но и сам по себе гестационный срок, т.к. в целом увеличивается количество взаимодействий с плодом. Так, в работе M.S. Mikhailс соавт.[34] было показано, что подсчет количества шевелений плода женщинами на 28–32 неделе беременности укрепляет формирующуюся привязанность.

Так или иначе, к концу 1980-х годов конструкт привязанности в перинатальном периоде все чаще стал появляться в исследовательском дискурсе как психологов, так и медицинских работников. С появлением опросников этот конструкт стал более определенным и измеримым.

ИНСТРУМЕНТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ПРИВЯЗАННОСТИ В ПЕРИНАТАЛЬНОМ ПЕРИОДЕ

Опросник М. Cranley (1981) по привязанности “мать–плод”. Первый опросник был создан Меккой Крэнли (MeccaCranley) в первую очередь для медицинского персонала для оценки рисков беременности и профилактики отказов от новорожденных. Она вводит в оборот сочетание «привязанность “мать–плод”», подразумевая под ним то, “в какой степени женщины вовлечены в поведение аффилиации и взаимодействия с их ребенком в утробе[23, с. 282]. Опросник состоит из 24утверждений, разделенных на шесть субшкал:

1. Дифференциация себя и плода (“кажется, что я потеряю часть себя, когда ребенок родится”).

2. Взаимодействие с плодом (“я толкаю малыша, чтобы он толкнулся в ответ”).

3. Приписывание характеристик и намерений плоду (“кажется, что ребенок толкается и двигается, лишь бы не дать мне отдохнуть”).

4. Самоотдача (“я чувствую, что все трудности, связанные с беременностью, стоят того”).

5. Принятие роли матери (“в моем воображении я представляю себя, заботящейся о ребенке”).

6. Гнездование (“У меня уже есть полностью готовая комната для малыша”).

При валидизации опросника была выявлена достоверная положительная связь качества привязанности “мать–плод” с наличием социальной поддержки, а также с качеством взаимодействия с ребенком через три дня после рождения; отрицательная корреляционная связь была выявлена с уровнем воспринимаемого стресса матери [23].

Опросник Крэнли довольно долго остается популярным благодаря устойчивым психометрическим характеристикам и простоте использования. Например, в шведском исследовании 2015 г.была выявлена связь шкал опросника с личностными характеристиками женщин, вынашивающих свою первую беременность. Ключевым фактором, тем не менее, выступили не личностные характеристики, а гестационный срок (чем больше срок, тем больше показатели привязанности), но также была выявлена отрицательная корреляционная связь с эмоциональной отстраненностью, а положительная ― с личностной тревожностью, чувством вины и стремлением к социальной желательности [41].

Опросник J. Condon (1993) по антенатальной привязанности. Спустя десятилетие Джон Кондон, указывая на недостатки опросника Крэнли, создает собственный инструмент для оценки привязанности матери к плоду. Важнейшим недостатком предыдущего опросника Кондон считает то, что он недостаточно исследует привязанность как таковую, а в конечном счете больше исследует лишь одну ее часть, а именно восприятие матерью собственной социальной роли и ее отношение к беременности (не к плоду) [21]. Кондон же подчеркивает разделение трех аспектов отношения: к себе как к матери, к беременности, к ребенку/плоду. В качестве базового понятия им был выбран термин “антенатальная привязанность”. Субъектом в данном случае выступает именно беременная женщина или ее партнер, и рассматриваются ее/его эмоциональный опыт и связи, которые развивались на протяжении жизни. Опросник сфокусирован на чувствах, установках и поведению по отношению к плоду как таковому.

Автор предлагает иерархическую модель родительской привязанности (см. рис. 1), где в основе лежит базовый опыт привязанности, из которого вытекают пять стремлений, побуждающих человека совершать пять типов поведения привязанности. Антенатальная привязанность, таким образом, это развивающиеся отношения матери и ребенка, побуждающие мать 1) искать информацию, 2) быть рядом, 3) избегать сепарации или потери, 4) защищать, 5) обнаруживать и удовлетворять потребности своего еще не рожденного ребенка.

Допуская, что еще не рожденный ребенок становится в процессе беременности объектом привязанности, Кондон исследует поведение привязанности матерей, и на основе этой модели создает опросник, предсказывающий в том числе поведение после родов.

Рис. 1. Иерархическая модель родительской привязанности (по [21]).

Опросник имеет две формы ― материнскую (19 пунктов) и отцовскую (16 пунктов) и содержит пункты о чувствах по отношению к плоду/ребенку и о частоте интеракций с ним. При валидизации опросника на основе полученных данных Кондон делит стили привязанности по двум факторам: заботе (перевод в соответствии с принятым в работах Винникота, здесь имеется в виду скорее обеспокоенность, озабоченность; Intensitу of Preoccupation)и качестве (Quality). Пересечение факторов позволяет выделить четыре стиля (рис. 2):

1. Надежная привязанность (по Боулби и Эйнсворт: способность чутко взаимодействовать с ребенком, понимать и удовлетворять его потребности). Поведение родителей адекватно сроку беременности, они справляются с тревогой и страхом, по необходимости обращаются за помощью, говорят о ребенке и планируют ближайшее будущее с учетом его рождения.

2. Сочетание позитивного качества привязанности/отношения к беременности и плоду, но избегание взаимодействия с ним и по поводу него. Этот стиль может быть связан с опытом предыдущих потерь как копинговая стратегия: беременность воспринимается как счастливая и желанная, но родители не делятся своей радостью с близкими, не строят планов, стараются по минимуму “общаться” с ребенком в утробе.

3. Отсутствие привязанности или амбивалентная привязанность и низкая вовлеченность, то есть и избегание, и негативное/амбивалентное отношение к беременности. Родители не говорят о беременности, не меняют жизнь, не строят планов с учетом рождения ребенка. Беременность либо игнорируется, либо воспринимается нереалистично, либо негативно.

4.Негативное/амбивалентное отношение к беременности в сочетании с высокой вовлеченностью, мыслями и разговорами, тревога по поводу состояния. Родители проводят много времени в разговорах и тревожных мыслях о беременности, она не воспринимается как желанная, фокус внимания сосредоточен скорее не на ребенке, а на негативных последствиях его появления для родителей. Ребенок не воспринимается как самостоятельный “объект”.

Рис. 2. Стили привязанности родителей к плоду, двухфакторное решение (по [20]).

Дальнейшие исследования с помощью опросника Кондона выявили достоверные корреляционные связи показателей антенатальной привязанности с количеством детей (отрицательная со шкалой заботы: чем больше у человека уже есть детей, тем меньше частота мыслей или взаимодействия с плодом), депрессией и личностной тревожностью (отрицательная со шкалой качества: при наличии депрессии и высокого уровня тревожности мысли о ребенке окрашены скорее негативно, чем позитивно), социальной поддержкой (положительная со шкалой качества: чем больше социальной поддержки у родителей, тем более здоровая привязанность выявляется), качеством отношений с партнером (положительная со шкалой заботы: чем лучше отношения с партнером, тем больше вовлеченность во взаимодействие с плодом) [22].

Опросник пренатальной привязанности Мэри Мюллер (1993). М. Мюллер в 1993 г.предложила еще один инструмент для оценки привязанности матери к плоду, в качестве ключевого она берет термин “пренатальная привязанность”, определяемая автором как “уникальная аффективная связь, возникающая между матерью и ее плодом” [35, p. 201]. Опросник состоит из 29 пунктов. Модель, которая легла в основу опросника, представлена на рис. 3. Привязанность матери к плоду формируется на основе: а) исходного опыта привязанности в раннем детском опыте матери, который б) формирует внутренние репрезентации, служащие основой в) “частных” отношений привязанности (к друзьям, к членам семьи, к партнеру, к плоду). Привязанность к партнеру также через г) адаптацию к беременности опосредует д) привязанность к плоду.

Рис. 3. Модель привязанности М. Мюллер (1993).

Конструктнаявалидность подтверждалась положительной связью между показателями опросника Мюллер и адаптацией к беременности (состоящей из двух компонентов: образа тела и отношения к беременности/ребенку), удовлетворенностью супружеством, а также высоким уровнем корреляционной связи с опросником Крэнли[35].

СВЯЗЬ ПЕРИНАТАЛЬНОЙ ПРИВЯЗАННОСТИ С ДРУГИМИ ФАКТОРАМИ

Ключевые факторы, которые обычно выделяют в корреляционных исследованиях перинатальной привязанности, можно разделить на три группы: а) психосоциальные; б) демографические; в) связанные с беременностью и г) личностные [20].

Что касается фактора, связанного с ультразвуковыми исследованиями, в более поздних работах, когда УЗИ стало широко распространенной процедурой во время беременности, в третьем триместре не выявлены различия в привязанности в группах матерей, кто проходил и не проходил такой скрининг; такие различия есть только в первом триместре, когда гестационная доминанта еще не установилась [31].

В метаанализе 2009 г. [44] были выявлены следующие связи перинатальной привязанности по вышеуказанным факторам: а) положительная связь с социальной поддержкой (умеренная величина эффекта); б) положительная связь с возрастом матери, наличием еще детей, этносом (титульный или меньшинство), супружеством, уровнем дохода и образованием матери (низкая величина эффекта); в) положительная связь с уровнем тревожности, самооценкой и депрессией (низкая величина эффекта). Наиболее высокая величина эффекта была обнаружена в связи со сроком гестации и опытом ультразвуковых исследований. Важно отметить, что связь с запланированностью беременности также имеет маленькую величину эффекта, а высокий риск не имеет значимой связи с уровнем перинатальной привязанности [44].

В работе финских исследователей [16] была выявлена связь супружеского дистресса и депрессивных симптомов во время беременности с последующими трудностями в детско-родительских отношениях, и авторы связывают этот факт с нарушением репрезентации младенца у родителей, то есть с нарушением перинатальной привязанности. Авторы подчеркивают важность профилактики супружеских конфликтов и снижения дистресса во время беременности для формирования надежной привязанности у младенца.

Антенатальная привязанность и опыт перинатальных утрат. В классических работах по привязанности и гореванию постулируется, что надежная привязанность у взрослых людей помогает адаптироваться в том числе к потерям, и это может объясняться тем, что сохраняется ментальная репрезентация объекта привязанности (умершего близкого), и процесс горевания идет нормативно, не осложненно. Надежный стиль, таким образом, влияет на готовность эмоционально проживать процесс горевания [6; 7]. Напротив, избегающий стиль привязанности и эмоциональная отстраненность считаются факторами риска осложненного горевания в ситуации утраты. Однако многие люди с избегающим или амбивалентным стилем привязанности адаптируются к потере. В связи с этим в исследовании R.C. Fraley с соавт. [25] предлагается различать людей, демонстрирующих избегание, на разные типы. Они предлагают классифицировать стили привязанности через две оси: тревожность и избегание. Так образуются четыре квадранта: Озабоченность (низкий уровень избегания и высокий уровень тревоги), Уверенность (низкий уровень избегания и тревоги), Пугливое избегание (высокий уровень избегания и тревоги), Равнодушное избегание (высокий уровень избегания и низкий уровень тревоги). Результаты показали, что люди с пугливо-избегающим стилем тяжело адаптируются к потере, в то время как равнодушно-избегающие демонстрируют устойчивость к потере. Авторы заключают, что избегающие паттерны сами по себе не могут предсказывать тяжесть горевания. В контексте перинатальных потерь возможно два разных варианта (и важно их дифференцировать, например, в психотерапевтической работе). В одном случае избегание обсуждать тему перинатальной потери может означать, что люди действительно не воспринимают ее как серьезную утрату (был маленький срок беременности, амбивалентное к ней отношение, трудности во взаимоотношениях в паре, болезни и сопутствующие стрессовые события и множество других факторов). В другом же случае люди избегают говорить, потому что это слишком болезненная тема, и работа горя “заблокирована”.

Одна из ключевых особенностей перинатальных утрат ― у них нет “официального статуса”, общество будто отказывает семье в правена горевание в этой ситуации. Это касается в первую очередь потерь на ранних сроках, которые, однако, могут оплакиваться родителями очень долго и восприниматься крайне тяжело. Изоляция и невозможность проведения ритуалов прощания также затрудняют разрешение горя [7; 26]. Сформированная перинатальная привязанность может помочь в осмыслении предмета горевания, завершить этот процесс и дать место нерожденному ребенку в семейной системе.Учет перинатальной привязанности в качестве фактора помогает грамотно выстроить процесс адаптации к потере и далее ― дает возможность выстроить мост к новой беременности, отличающейся от неудавшейся, в том числе позволит избежать “замещения” умершего ребенка новым, отделить один объект привязанности от другого [37].

В работе Е.Х.-М. Агнаевой показано, что образ ребенка у беременной женщины тесно связан с ее соматическим статусом (“условно здоровая” или после лечения бесплодия/привычного невынашивания). Образ ребенка является полиструктурным образованием, и исследовательница выделяет два его типа: субъектный и объектный. Так, женщины с опытом перинатальных потерь чаще имели объектный образ ребенка, то есть менее эмоционально насыщенный, что впоследствии могло негативно влиять на отношения в диаде “Мать — дитя”[1].

В исследовании D.S. Armstrong было выявлено, что после перинатальной потери в последующей беременности у матерей выше депрессивная симптоматика и тревожность по сравнению с матерями без такого опыта, но между этими группами нет отличий по показателям антенатальной привязанности, хотя можно было бы предположить их наличие [18]. Это важный аргумент для психотерапевта, работающего над укреплением уверенности и снижением страха у пар, планирующих новую беременность после потери.

Антенатальная и постнатальная привязанность. В диссертации О.А. Соколовой показана связь динамики таких личностных характеристик матери, как тревожность и стрессоустойчивость, с последующим психическим развитием младенца [11].

В итальянском исследовании 2017 г. была выявлена связь показателей антенатальной привязанности с качеством привязанности в постнатальном периоде, а также с тревожными и депрессивными симптомами у матери в постнатальном периоде. Авторы делают вывод о том, что низкие баллы по опроснику антенатальной привязанности следует рассматривать как предиктор последующих трудностей и сигнал к тому, чтобы начинать профилактические мероприятия по формированию привязанности и снижению депрессивной и тревожной симптоматики заранее, начиная со второго триместра беременности [38].

Более высокий уровень антенатальной привязанности предсказывал более высокий уровень постнатальной привязанности спустя 8 недель после родов, в то время как депрессивная симптоматика матери во втором и третьем триместре и стресс в третьем триместре были связаны с менее сильным бондингом в той же временно́й точке [39].

Дезорганизованная привязанность у младенцев коррелировала с более высоким уровнем депрессивных симптомов у матерей в период беременности по сравнению с матерями, дети которых имели организованную привязанность, из чего можно предположить, что антенатальная привязанность также не формировалась оптимально [29].

Метаанализ 19 работ, посвященных антенатальной и ранней постнатальной привязанности, показал, что существует их связь с трудностями темперамента, детско-родительскими отношениями и даже интенсивностью младенческих колик. Авторы при этом специально подчеркивают, что величины эффектов малы, и даже ненадежную антенатальную привязанность можно скомпенсировать средовыми факторами в постнатальном периоде, то есть связью с тем, кто заботится о ребенке [32].

ПРАКТИЧЕСКИЕ СЛЕДСТВИЯ

Формирование надежной антенатальной привязанности ― это профилактика отказов от новорожденных, а также база для адекватной (компетентной и сенситивной) заботы о ребенке и психической стабильности матерей. Кроме того, конструкт антенатальной привязанности делает видимыми перинатальные потери и дает ответ на вопрос о том, почему так больно сталкиваться с потерей еще не рожденного ребенка даже в первом триместре. Осведомленность матерей о формировании привязанности помогает развивать необходимую чуткость.

Таким образом, помогающим специалистам, работающим с темой родительства и в частности с перинатальными потерями, конструкт антенатальной привязанности может помочь при следующих интервенциях:

1. Психообразование: рассказывая клиентам о том, как формируется привязанность, развивать их чуткость и понимание процесса формирования родительской доминанты (по Г.Г. Филипповой [13]). Важно обратить внимание на первые этапы формирования привязанности — ранний детский опыт самих родителей с собственными родителями, и если этот опыт был непростым, то задуматься над тем, как избежать повторения ошибок.

2. Работа со страхами и тревогой по поводу предстоящего родительства, особенно после негативного опыта предыдущих беременностей: говорить о том, что в исследованиях не подтверждается снижение качества привязанности вследствие такого опыта.

3. Работа с визуальными образами (например, в арт-терапии, песочной терапии или работе с метафорическими ассоциативными картами): рассказывая клиентам о том, как образы способствуют формированию надежной привязанности.

4. Подготовка к родам и родительству: рассказывая о ключевых аспектах привязанности, закладывающихся в пренатальный период. Обсуждение возможности разных исходов родов.

5. По данным метаанализа [44], (не)запланированность беременности не предсказывает качества формирования привязанности “мать–плод”, что может служить важным аргументом при работе с таким частым запросом, как материнское чувство вины.

6. Еще одна важная тема ― беременность с использованием вспомогательных репродуктивных технологий. Понимание механизмов формирования перинатальной привязанности (через отношения не только с реальным плодом, но и с репрезентациями, а также отношением к родительству в целом) может помочь людям интегрировать этот нелегкий опыт, зачастую связанный с длительным лечением бесплодия, и впоследствии иметь меньше трудностей в отношениях с ребенком (см. [12; 28]). Обсуждение темы привязанности и эмоционального вовлечения в беременность (см. модель Кондона) может выводить неосознаваемые страхи из “запретной зоны” и тем самым помогать проживать предыдущий опыт потерь.

7. Антенатальная привязанность состоит из нескольких компонентов, и один из них — образ ребенка. В этом контексте важно исследовать мотивы рождения детей: насколько люди идеализируют детско-родительские отношения? Насколько их планы, идеи и представления о жизни с ребенком реалистичны? Становление взаимоотношений с ребенком еще в перинатальном периоде может помочь сфокусироваться на потребности заботиться о ребенке, в противовес нереалистичным ожиданиям и разочарованию от трудностей первых месяцев жизни после родов.

8. Еще один важный компонент, описываемый разными авторами в моделях антенатальной привязанности, — это социальная поддержка. Включение близких в объектные отношения с ребенком в перинатальном периоде также является фактором формирования надежной привязанности.

9. Третий компонент — образ собственно беременности, отдельно от образа ребенка. Какие ценности совпадают с этим образом, а какие конфликтуют? Насколько женщина чувствительна к сигналам собственного тела? Об этом можно говорить в том числе на терапевтических группах и группах поддержки для беременных пар.

Этот список далеко не исчерпывающий, а конструкт антенатальной привязанности, несомненно, обладает большим эвристическим потенциалом в практической работе.