Везде
Привязанность матери к плоду: факторы формирования и практическое применение конструкта
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Привязанность матери к плоду: факторы формирования и практическое применение конструкта
Аннотация
Код статьи
S020595920019414-1-1
DOI
10.31857/S020595920019414-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
ЗНАМЕНСКАЯ ИРИНА ИГОРЬЕВНА 
Аффилиация:
ФГБУН Институт психологии РАН
Благотворительный фонд “Свет в руках”
Адрес: Российская Федерация, Москва
Ярославцева Т. Г.
Должность: Руководительница Центра кризисной беременности, системная семейная психотерапевтка
Аффилиация: Екатеринбургский клинический перинатальный центр
Адрес: Российская Федерация, Екатеринбург
Выпуск
Том 43 № 2
Страницы
72-83
Аннотация

В информационно-аналитическом обзоре обсуждается теоретический конструкт “привязанность матери к плоду”, называемый в литературе также антенатальной, перинатальной или пренатальной привязанностью и описывающий эмоциональную связь беременной женщины с ребенком в утробе.В отличие от традиционного смысла понятия “привязанность”, описывающего поведенческие паттерны детей по отношению к значимым взрослым, антенатальная привязанность сфокусирована на чувствах родителей по отношению к ребенку. В ее формировании значимую роль играют образы родительства, младенца, беременности, представленные в субъективном опыте будущих родителей. Описываются методики исследования антенатальной привязанности. На основе обзора формулируются практические следствия для работы с людьми, столкнувшимися с перинатальной потерей.

Ключевые слова
привязанность “мать–плод”, перинатальный период, перинатальная потеря, антенатальная привязанность, пренатальная привязанность
Источник финансирования
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект № 18-00-00245).
Классификатор
Получено
21.12.2020
Дата публикации
11.05.2022
Всего подписок
11
Всего просмотров
395
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Конструкт “привязанность”, предложенный психиатром и психоаналитиком Джоном Боулби в конце 1950-х годов [4], в последние десятилетия является одним из ключевых в исследовании детско-родительских отношений, раннего детского опыта, а также романтических отношений как в академической психологии (см., напр.[10; 14]), так и в разных направлениях психотерапии. Боулби предположил, что фигура привязанности помогает сформировать базовое чувство безопасности, и в последнее время появляются работы, экспериментально подтверждающие эту идею. Так, в работе Айзенбергер с коллегами было выявлено, что предъявление фотографии близкого человека уменьшает активацию зон мозга, связанных с воспринимаемой болью, другими словами, боль уменьшается, когда люди видят изображения близких [24]. В нескольких метаанализах нейрофизиологических исследований стилей привязанности также были сделаны выводы о том, что этот конструкт связан с безопасностью [42] и восприятием “своих” и “чужих” [36]. Среди отечественных работ следует отметить исследования Р.Ж. Мухамедрахимова с коллегами (см., напр., [3]), в которых на разных выборках неоднократно была выявлена связь типа привязанности и ее нарушений и длительности опыта проживания детей в сиротских учреждениях.
2 В классических работах Мэри Эйнсворт [17] были сформулированы ключевые факторы формирования надежной привязанности: а) внимание к сигналам ребенка; б) их адекватная интерпретация; в) адекватный ответ на сигналы; г) действие вовремя, не слишком рано и не поздно1. Особенно подчеркивается тот факт, что и нечуткость, и сверхчуткость родителей одинаково мешают ребенку удовлетворять свои базовые эмоциональные потребности (тем самым негативно влияя на формирование надежной привязанности): в первом случае ― потребность в безопасности, во втором ― в автономии и самостоятельности.
1. Работы М. Эйнсворт легли в основу международных практико-ориентированных тренинговых программ для родителей младенцев ― SAFE (под руководством доктора Карла Бриша [5]) и Pekip[9]. В России эти программы представлены, в частности, в Центре лечебной педагогики в Москве.
3 Все факторы, выделенные М. Эйнсворт, появляются еще в перинатальном периоде: в процессе беременности происходит постепенное становление образа ребенка, он отделяется от образа самой беременности как состояния матери и образа родительства [13]. Дифференциация этих образов, восприятие ребенка как “самостоятельного объекта” является одним из предикторов готовности к родительству.
4 Тесно связан с теорией привязанности и конструкт “гестационная доминанта” (то есть доминанта по Ухтомскому, возникающая в ответ на беременность), разрабатываемый отечественными исследователями в области перинатальной психологии (см. [8]). Оптимальность гестационной доминанты, то есть психологическая и физиологическая настроенность женщины на беременность позволяет предсказывать установление бондинга в раннем постнатальном периоде [Там же].
5 Теория привязанности часто используется в качестве базы для психотерапевтических и научных работ по гореванию (см., напр.[6; 7]). Считается, что теория привязанности объясняет мотивацию поддерживать близкие отношения и помогает адаптироваться к потере близкого человека благодаря наличию “рабочей модели”. Под рабочей моделью обычно понимается образ близкого человека, сформировавшийся в отношениях, и многие терапевтические техники строятся на взаимодействии именно с этим образом. И в контексте перинатальных утрат такая позиция крайне важна: она помогает понять, почему люди горюют, потеряв ребенка даже в первом триместре беременности, когда “отношений не было”.
6 С позиций системно-эволюционного подхода, пренатальный период ― это не “подготовка к жизни”, а один из важнейших этапов индивидуального развития [2; 15]. В этот период формируются новые функциональные системы как у плода, так и у его родителей. В свою очередь, формирование новых систем обусловливает увеличение дифференцированности соотношения организма со средой. Другими словами, беременная женщина (и ее партнер) расширяют навыки взаимодействия с плодом и отношения к нему, а плод (и далее — младенец) учится все более разнообразно взаимодействовать с предметной и социальной средой. В связи с этим очевидно, что привязанность как характеристика взаимодействия родителей с ребенком начинает формироваться именно в пренатальный период, а не после рождения. Также можно предположить, что качество и стиль привязанности будут становиться все более определенными постепенно по мере увеличения гестационного срока.
7 Цель настоящей статьи ― выявить эвристический потенциал конструкта “перинатальная привязанность”, восполнить пробел в русскоязычной литературе на эту тему и обсудить возможность его применения в практике.
8

ПРИВЯЗАННОСТЬ В ПЕРИНАТАЛЬНОМ ПЕРИОДЕ2: ИСТОРИЯ КОНСТРУКТА

2. В настоящей статье термины “пренатальная привязанность”, “антенатальная привязанность”, «привязанность “мать–плод”» используются как синонимы.
9 Идею о том, что привязанность может формироваться до рождения ребенка, высказывали разные исследователи. В психоаналитическом подходе еще в конце 1950-хгодов предлагалось рассматривать плод и как продолжение Селф матери, и как независимый объект (цит по. [19]), то есть подчеркивалась роль именно образа ребенка. Аргументом в пользу этой идеи служили наблюдения за гореванием матерей при интранатальной (в родах) потере: степень интенсивности горевания не зависела от наличия физического контакта с новорожденным [30]. Психоаналитик Д. Винникот, известный своей концепцией “достаточно хорошей матери”, в те же годы предложилаконструкт “первичная материнская забота” [43], подразумевающий взаимную включенность матери и ребенка в эмоциональную сферу друг друга, способность матери вчувствоваться в состояние ребенка.
10 В конце 1960-х ― начале 1970-х годовбыли опубликованы исследования, проведенные медсестрой Ревой Рубин, заложившие эмпирическую основу для изучения привязанности матери к плоду [40]. В них подчеркивалось, что установление глубокой эмоциональной связи между роженицей и новорожденным ― прямое следствие их взаимодействия в пренатальном периоде. В наши дни не вызывает сомнения важность пренатального периода развития человека, наоборот, набирает популярность термин “интенсивное родительство” [26]: поощрение родительской озабоченности и “развивающих и воспитательных практик” с момента зачатия. Однако еще 50 лет назад доминирующая культура родительства была иной. Работы Рубин опередили ее время: она описывала особое чувство беременной женщины по отношению к еще нерожденному ребенку (не называя это привязанностью) [40]. Она выделила четыре ключевые задачи, решаемые беременной женщиной, начиная со второго триместра: 1) найти безопасное место для себя и ребенка; 2) удостовериться в том, что ребенок принимается значимыми другими, 3) “связывание” ― становление диады, чувства “Мы”; 4) самоотдача.
11 В работах австралийской исследовательницы J. Lumley [33] была выявлена связь между ультразвуковыми обследованиями и внутренними репрезентациями младенца. В первом триместре, до проведения ультразвуковых обследований, только 30 % женщин, участвовавших в исследовании, описывали плод как отдельного человека, личность; во втором триместре их было 62 %, а в третьем ― уже 92 %. Несомненно, не только УЗИ влияют на становление внутренней репрезентации, но и сам по себе гестационный срок, т.к. в целом увеличивается количество взаимодействий с плодом. Так, в работе M.S. Mikhailс соавт.[34] было показано, что подсчет количества шевелений плода женщинами на 28–32 неделе беременности укрепляет формирующуюся привязанность.
12

Так или иначе, к концу 1980-х годов конструкт привязанности в перинатальном периоде все чаще стал появляться в исследовательском дискурсе как психологов, так и медицинских работников. С появлением опросников этот конструкт стал более определенным и измеримым.
13

ИНСТРУМЕНТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ПРИВЯЗАННОСТИ В ПЕРИНАТАЛЬНОМ ПЕРИОДЕ
14 Опросник М. Cranley (1981) по привязанности “мать–плод”. Первый опросник был создан Меккой Крэнли (MeccaCranley) в первую очередь для медицинского персонала для оценки рисков беременности и профилактики отказов от новорожденных. Она вводит в оборот сочетание «привязанность “мать–плод”», подразумевая под ним то, “в какой степени женщины вовлечены в поведение аффилиации и взаимодействия с их ребенком в утробе[23, с. 282]. Опросник состоит из 24утверждений, разделенных на шесть субшкал:
15 1. Дифференциация себя и плода (“кажется, что я потеряю часть себя, когда ребенок родится”).
16 2. Взаимодействие с плодом (“я толкаю малыша, чтобы он толкнулся в ответ”).
17 3. Приписывание характеристик и намерений плоду (“кажется, что ребенок толкается и двигается, лишь бы не дать мне отдохнуть”).
18 4. Самоотдача (“я чувствую, что все трудности, связанные с беременностью, стоят того”).
19 5. Принятие роли матери (“в моем воображении я представляю себя, заботящейся о ребенке”).
20 6. Гнездование (“У меня уже есть полностью готовая комната для малыша”).
21 При валидизации опросника была выявлена достоверная положительная связь качества привязанности “мать–плод” с наличием социальной поддержки, а также с качеством взаимодействия с ребенком через три дня после рождения; отрицательная корреляционная связь была выявлена с уровнем воспринимаемого стресса матери [23].
22 Опросник Крэнли довольно долго остается популярным благодаря устойчивым психометрическим характеристикам и простоте использования. Например, в шведском исследовании 2015 г.была выявлена связь шкал опросника с личностными характеристиками женщин, вынашивающих свою первую беременность. Ключевым фактором, тем не менее, выступили не личностные характеристики, а гестационный срок (чем больше срок, тем больше показатели привязанности), но также была выявлена отрицательная корреляционная связь с эмоциональной отстраненностью, а положительная ― с личностной тревожностью, чувством вины и стремлением к социальной желательности [41].
23 Опросник J. Condon (1993) по антенатальной привязанности. Спустя десятилетие Джон Кондон, указывая на недостатки опросника Крэнли, создает собственный инструмент для оценки привязанности матери к плоду. Важнейшим недостатком предыдущего опросника Кондон считает то, что он недостаточно исследует привязанность как таковую, а в конечном счете больше исследует лишь одну ее часть, а именно восприятие матерью собственной социальной роли и ее отношение к беременности (не к плоду) [21]. Кондон же подчеркивает разделение трех аспектов отношения: к себе как к матери, к беременности, к ребенку/плоду. В качестве базового понятия им был выбран термин “антенатальная привязанность”. Субъектом в данном случае выступает именно беременная женщина или ее партнер, и рассматриваются ее/его эмоциональный опыт и связи, которые развивались на протяжении жизни. Опросник сфокусирован на чувствах, установках и поведению по отношению к плоду как таковому.
24 Автор предлагает иерархическую модель родительской привязанности (см. рис. 1), где в основе лежит базовый опыт привязанности, из которого вытекают пять стремлений, побуждающих человека совершать пять типов поведения привязанности. Антенатальная привязанность, таким образом, это развивающиеся отношения матери и ребенка, побуждающие мать 1) искать информацию, 2) быть рядом, 3) избегать сепарации или потери, 4) защищать, 5) обнаруживать и удовлетворять потребности своего еще не рожденного ребенка.
25 Допуская, что еще не рожденный ребенок становится в процессе беременности объектом привязанности, Кондон исследует поведение привязанности матерей, и на основе этой модели создает опросник, предсказывающий в том числе поведение после родов.
26

Рис. 1. Иерархическая модель родительской привязанности (по [21]).
27 Опросник имеет две формы ― материнскую (19 пунктов) и отцовскую (16 пунктов) и содержит пункты о чувствах по отношению к плоду/ребенку и о частоте интеракций с ним. При валидизации опросника на основе полученных данных Кондон делит стили привязанности по двум факторам: заботе (перевод в соответствии с принятым в работах Винникота, здесь имеется в виду скорее обеспокоенность, озабоченность; Intensitу of Preoccupation)и качестве (Quality). Пересечение факторов позволяет выделить четыре стиля (рис. 2):
28 1. Надежная привязанность (по Боулби и Эйнсворт: способность чутко взаимодействовать с ребенком, понимать и удовлетворять его потребности). Поведение родителей адекватно сроку беременности, они справляются с тревогой и страхом, по необходимости обращаются за помощью, говорят о ребенке и планируют ближайшее будущее с учетом его рождения.
29 2. Сочетание позитивного качества привязанности/отношения к беременности и плоду, но избегание взаимодействия с ним и по поводу него. Этот стиль может быть связан с опытом предыдущих потерь как копинговая стратегия: беременность воспринимается как счастливая и желанная, но родители не делятся своей радостью с близкими, не строят планов, стараются по минимуму “общаться” с ребенком в утробе.
30 3. Отсутствие привязанности или амбивалентная привязанность и низкая вовлеченность, то есть и избегание, и негативное/амбивалентное отношение к беременности. Родители не говорят о беременности, не меняют жизнь, не строят планов с учетом рождения ребенка. Беременность либо игнорируется, либо воспринимается нереалистично, либо негативно.
31 4.Негативное/амбивалентное отношение к беременности в сочетании с высокой вовлеченностью, мыслями и разговорами, тревога по поводу состояния. Родители проводят много времени в разговорах и тревожных мыслях о беременности, она не воспринимается как желанная, фокус внимания сосредоточен скорее не на ребенке, а на негативных последствиях его появления для родителей. Ребенок не воспринимается как самостоятельный “объект”.
32

Рис. 2. Стили привязанности родителей к плоду, двухфакторное решение (по [20]).
33 Дальнейшие исследования с помощью опросника Кондона выявили достоверные корреляционные связи показателей антенатальной привязанности с количеством детей (отрицательная со шкалой заботы: чем больше у человека уже есть детей, тем меньше частота мыслей или взаимодействия с плодом), депрессией и личностной тревожностью (отрицательная со шкалой качества: при наличии депрессии и высокого уровня тревожности мысли о ребенке окрашены скорее негативно, чем позитивно), социальной поддержкой (положительная со шкалой качества: чем больше социальной поддержки у родителей, тем более здоровая привязанность выявляется), качеством отношений с партнером (положительная со шкалой заботы: чем лучше отношения с партнером, тем больше вовлеченность во взаимодействие с плодом) [22].
34 Опросник пренатальной привязанности Мэри Мюллер (1993). М. Мюллер в 1993 г.предложила еще один инструмент для оценки привязанности матери к плоду, в качестве ключевого она берет термин “пренатальная привязанность”, определяемая автором как “уникальная аффективная связь, возникающая между матерью и ее плодом” [35, p. 201]. Опросник состоит из 29 пунктов. Модель, которая легла в основу опросника, представлена на рис. 3. Привязанность матери к плоду формируется на основе: а) исходного опыта привязанности в раннем детском опыте матери, который б) формирует внутренние репрезентации, служащие основой в) “частных” отношений привязанности (к друзьям, к членам семьи, к партнеру, к плоду). Привязанность к партнеру также через г) адаптацию к беременности опосредует д) привязанность к плоду.
35

Рис. 3. Модель привязанности М. Мюллер (1993).
36 Конструктнаявалидность подтверждалась положительной связью между показателями опросника Мюллер и адаптацией к беременности (состоящей из двух компонентов: образа тела и отношения к беременности/ребенку), удовлетворенностью супружеством, а также высоким уровнем корреляционной связи с опросником Крэнли[35].
37

СВЯЗЬ ПЕРИНАТАЛЬНОЙ ПРИВЯЗАННОСТИ С ДРУГИМИ ФАКТОРАМИ
38 Ключевые факторы, которые обычно выделяют в корреляционных исследованиях перинатальной привязанности, можно разделить на три группы: а) психосоциальные; б) демографические; в) связанные с беременностью и г) личностные [20].
39 Что касается фактора, связанного с ультразвуковыми исследованиями, в более поздних работах, когда УЗИ стало широко распространенной процедурой во время беременности, в третьем триместре не выявлены различия в привязанности в группах матерей, кто проходил и не проходил такой скрининг; такие различия есть только в первом триместре, когда гестационная доминанта еще не установилась [31].
40 В метаанализе 2009 г. [44] были выявлены следующие связи перинатальной привязанности по вышеуказанным факторам: а) положительная связь с социальной поддержкой (умеренная величина эффекта); б) положительная связь с возрастом матери, наличием еще детей, этносом (титульный или меньшинство), супружеством, уровнем дохода и образованием матери (низкая величина эффекта); в) положительная связь с уровнем тревожности, самооценкой и депрессией (низкая величина эффекта). Наиболее высокая величина эффекта была обнаружена в связи со сроком гестации и опытом ультразвуковых исследований. Важно отметить, что связь с запланированностью беременности также имеет маленькую величину эффекта, а высокий риск не имеет значимой связи с уровнем перинатальной привязанности [44].
41 В работе финских исследователей [16] была выявлена связь супружеского дистресса и депрессивных симптомов во время беременности с последующими трудностями в детско-родительских отношениях, и авторы связывают этот факт с нарушением репрезентации младенца у родителей, то есть с нарушением перинатальной привязанности. Авторы подчеркивают важность профилактики супружеских конфликтов и снижения дистресса во время беременности для формирования надежной привязанности у младенца.
42 Антенатальная привязанность и опыт перинатальных утрат. В классических работах по привязанности и гореванию постулируется, что надежная привязанность у взрослых людей помогает адаптироваться в том числе к потерям, и это может объясняться тем, что сохраняется ментальная репрезентация объекта привязанности (умершего близкого), и процесс горевания идет нормативно, не осложненно. Надежный стиль, таким образом, влияет на готовность эмоционально проживать процесс горевания [6; 7]. Напротив, избегающий стиль привязанности и эмоциональная отстраненность считаются факторами риска осложненного горевания в ситуации утраты. Однако многие люди с избегающим или амбивалентным стилем привязанности адаптируются к потере. В связи с этим в исследовании R.C. Fraley с соавт. [25] предлагается различать людей, демонстрирующих избегание, на разные типы. Они предлагают классифицировать стили привязанности через две оси: тревожность и избегание. Так образуются четыре квадранта: Озабоченность (низкий уровень избегания и высокий уровень тревоги), Уверенность (низкий уровень избегания и тревоги), Пугливое избегание (высокий уровень избегания и тревоги), Равнодушное избегание (высокий уровень избегания и низкий уровень тревоги). Результаты показали, что люди с пугливо-избегающим стилем тяжело адаптируются к потере, в то время как равнодушно-избегающие демонстрируют устойчивость к потере. Авторы заключают, что избегающие паттерны сами по себе не могут предсказывать тяжесть горевания. В контексте перинатальных потерь возможно два разных варианта (и важно их дифференцировать, например, в психотерапевтической работе). В одном случае избегание обсуждать тему перинатальной потери может означать, что люди действительно не воспринимают ее как серьезную утрату (был маленький срок беременности, амбивалентное к ней отношение, трудности во взаимоотношениях в паре, болезни и сопутствующие стрессовые события и множество других факторов). В другом же случае люди избегают говорить, потому что это слишком болезненная тема, и работа горя “заблокирована”.
43 Одна из ключевых особенностей перинатальных утрат ― у них нет “официального статуса”, общество будто отказывает семье в правена горевание в этой ситуации. Это касается в первую очередь потерь на ранних сроках, которые, однако, могут оплакиваться родителями очень долго и восприниматься крайне тяжело. Изоляция и невозможность проведения ритуалов прощания также затрудняют разрешение горя [7; 26]. Сформированная перинатальная привязанность может помочь в осмыслении предмета горевания, завершить этот процесс и дать место нерожденному ребенку в семейной системе.Учет перинатальной привязанности в качестве фактора помогает грамотно выстроить процесс адаптации к потере и далее ― дает возможность выстроить мост к новой беременности, отличающейся от неудавшейся, в том числе позволит избежать “замещения” умершего ребенка новым, отделить один объект привязанности от другого [37].
44 В работе Е.Х.-М. Агнаевой показано, что образ ребенка у беременной женщины тесно связан с ее соматическим статусом (“условно здоровая” или после лечения бесплодия/привычного невынашивания). Образ ребенка является полиструктурным образованием, и исследовательница выделяет два его типа: субъектный и объектный. Так, женщины с опытом перинатальных потерь чаще имели объектный образ ребенка, то есть менее эмоционально насыщенный, что впоследствии могло негативно влиять на отношения в диаде “Мать — дитя”[1].
45 В исследовании D.S. Armstrong было выявлено, что после перинатальной потери в последующей беременности у матерей выше депрессивная симптоматика и тревожность по сравнению с матерями без такого опыта, но между этими группами нет отличий по показателям антенатальной привязанности, хотя можно было бы предположить их наличие [18]. Это важный аргумент для психотерапевта, работающего над укреплением уверенности и снижением страха у пар, планирующих новую беременность после потери.
46 Антенатальная и постнатальная привязанность. В диссертации О.А. Соколовой показана связь динамики таких личностных характеристик матери, как тревожность и стрессоустойчивость, с последующим психическим развитием младенца [11].
47 В итальянском исследовании 2017 г. была выявлена связь показателей антенатальной привязанности с качеством привязанности в постнатальном периоде, а также с тревожными и депрессивными симптомами у матери в постнатальном периоде. Авторы делают вывод о том, что низкие баллы по опроснику антенатальной привязанности следует рассматривать как предиктор последующих трудностей и сигнал к тому, чтобы начинать профилактические мероприятия по формированию привязанности и снижению депрессивной и тревожной симптоматики заранее, начиная со второго триместра беременности [38].
48 Более высокий уровень антенатальной привязанности предсказывал более высокий уровень постнатальной привязанности спустя 8 недель после родов, в то время как депрессивная симптоматика матери во втором и третьем триместре и стресс в третьем триместре были связаны с менее сильным бондингом в той же временно́й точке [39].
49 Дезорганизованная привязанность у младенцев коррелировала с более высоким уровнем депрессивных симптомов у матерей в период беременности по сравнению с матерями, дети которых имели организованную привязанность, из чего можно предположить, что антенатальная привязанность также не формировалась оптимально [29].
50 Метаанализ 19 работ, посвященных антенатальной и ранней постнатальной привязанности, показал, что существует их связь с трудностями темперамента, детско-родительскими отношениями и даже интенсивностью младенческих колик. Авторы при этом специально подчеркивают, что величины эффектов малы, и даже ненадежную антенатальную привязанность можно скомпенсировать средовыми факторами в постнатальном периоде, то есть связью с тем, кто заботится о ребенке [32].
51

ПРАКТИЧЕСКИЕ СЛЕДСТВИЯ
52 Формирование надежной антенатальной привязанности ― это профилактика отказов от новорожденных, а также база для адекватной (компетентной и сенситивной) заботы о ребенке и психической стабильности матерей. Кроме того, конструкт антенатальной привязанности делает видимыми перинатальные потери и дает ответ на вопрос о том, почему так больно сталкиваться с потерей еще не рожденного ребенка даже в первом триместре. Осведомленность матерей о формировании привязанности помогает развивать необходимую чуткость.
53 Таким образом, помогающим специалистам, работающим с темой родительства и в частности с перинатальными потерями, конструкт антенатальной привязанности может помочь при следующих интервенциях:
54 1. Психообразование: рассказывая клиентам о том, как формируется привязанность, развивать их чуткость и понимание процесса формирования родительской доминанты (по Г.Г. Филипповой [13]). Важно обратить внимание на первые этапы формирования привязанности — ранний детский опыт самих родителей с собственными родителями, и если этот опыт был непростым, то задуматься над тем, как избежать повторения ошибок.
55 2. Работа со страхами и тревогой по поводу предстоящего родительства, особенно после негативного опыта предыдущих беременностей: говорить о том, что в исследованиях не подтверждается снижение качества привязанности вследствие такого опыта.
56 3. Работа с визуальными образами (например, в арт-терапии, песочной терапии или работе с метафорическими ассоциативными картами): рассказывая клиентам о том, как образы способствуют формированию надежной привязанности.
57 4. Подготовка к родам и родительству: рассказывая о ключевых аспектах привязанности, закладывающихся в пренатальный период. Обсуждение возможности разных исходов родов.
58 5. По данным метаанализа [44], (не)запланированность беременности не предсказывает качества формирования привязанности “мать–плод”, что может служить важным аргументом при работе с таким частым запросом, как материнское чувство вины.
59 6. Еще одна важная тема ― беременность с использованием вспомогательных репродуктивных технологий. Понимание механизмов формирования перинатальной привязанности (через отношения не только с реальным плодом, но и с репрезентациями, а также отношением к родительству в целом) может помочь людям интегрировать этот нелегкий опыт, зачастую связанный с длительным лечением бесплодия, и впоследствии иметь меньше трудностей в отношениях с ребенком (см. [12; 28]). Обсуждение темы привязанности и эмоционального вовлечения в беременность (см. модель Кондона) может выводить неосознаваемые страхи из “запретной зоны” и тем самым помогать проживать предыдущий опыт потерь.
60 7. Антенатальная привязанность состоит из нескольких компонентов, и один из них — образ ребенка. В этом контексте важно исследовать мотивы рождения детей: насколько люди идеализируют детско-родительские отношения? Насколько их планы, идеи и представления о жизни с ребенком реалистичны? Становление взаимоотношений с ребенком еще в перинатальном периоде может помочь сфокусироваться на потребности заботиться о ребенке, в противовес нереалистичным ожиданиям и разочарованию от трудностей первых месяцев жизни после родов.
61 8. Еще один важный компонент, описываемый разными авторами в моделях антенатальной привязанности, — это социальная поддержка. Включение близких в объектные отношения с ребенком в перинатальном периоде также является фактором формирования надежной привязанности.
62 9. Третий компонент — образ собственно беременности, отдельно от образа ребенка. Какие ценности совпадают с этим образом, а какие конфликтуют? Насколько женщина чувствительна к сигналам собственного тела? Об этом можно говорить в том числе на терапевтических группах и группах поддержки для беременных пар.
63 Этот список далеко не исчерпывающий, а конструкт антенатальной привязанности, несомненно, обладает большим эвристическим потенциалом в практической работе.

Библиография

1. Агнаева Е.Х.-М. Образ будущего ребенка у беременной женщины: дисс. … канд. психол. наук. Ростов-на-Дону, 2001.

2. Александров Ю.И., Сварник О.Е., Знаменская И.И., Колбенева М.Г., Арутюнова К.Р., Крылов А.К., Булава А.И. Регрессия как этап развития. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2017.

3. Асламазова Л.А., Мухамедрахимов Р.Ж., Вершинина Е.А. Опыт институционализации и уровень здоровья как факторы поведения привязанности у детей в замещающих семьях // Психологический журнал. 2019. Т. 40. № 1. С. 47–58.

4. Боулби Дж. Привязанность. М.: Гардарики, 2003.

5. Бриш К.Биндунг-психотерапия. Беременность и роды. М.: Теревинф, 2018.

6. Бриш К. Терапия нарушений привязанности: от теории к практике. М.: Когито-центр, 2014.

7. Ворден В. Консультирование и терапия горя. Пособие для специалистов в области психического здоровья. М.: Центр психологического консультирования и психотерапии, 2020.

8. Добряков И.В. Перинатальная психология. СПб.: Питер, 2010.

9. Полински Л. PEKiP. Игра и движение. Более 100 развивающих игр для детей первого года жизни. М.: Теревинф, 2018.

10. Сабельникова Н.В., Каширский Д.В. Опросник привязанности к близким людям // Психологический журнал. 2015. Т. 36. № 4. С. 84–97.

11. Соколова О.А. Динамика личностных характеристик женщины в период беременности как фактор психического здоровья матери и ребенка: дисс. … канд. психол. наук. М., 2006.

12. Трифонова Н.С., Жукова Э.В., Гринева А.М., Александров Л.С., Борисова Н.И. ЭКО с использованием донорских ооцитов и суррогатное материнство. Психологические особенности пациентов // Вопросы гинекологии, акушерства и перинатологии. 2019. Т. 18. № 1. С. 87–95.

13. Филиппова Г.Г. Психология материнства. М.: Изд-во Института психотерапии, 2002.

14. Чистопольская К.А., Митина О.В., Ениколопов С.Н., Николаев Е.Л., Семикин Г.И., Чубина С.А., Озоль С.Н., Дровосеков С.Э. Адаптация краткой версии “Переработанного опросника ― Опыт близких отношений” (ECR-R) на русскоязычной выборке // Психологический журнал 2018. T. 39. № 5 C. 87–98.

15. Швырков В.Б. Системно-эволюционный подход к изучению мозга, психики и сознания // Психологический журнал. 1988. Т. 9. № 1. С. 132–148.

16. Ahlqvist-Björkroth S., Korja R., Junttila N., Savonlahti E., Pajulo M., Räihä H., Aromaa M. Mothers’ and fathers’ prenatal representations in relation to marital distress and depressive symptoms // Infant mental health journal. 2016. V. 37. № 4. P. 388–400.

17. Ainsworth M.D.S., Blehar M.C., Waters E., Wall S. Patterns of attachment. Lawrence Erlbaum Associates, Hillsdale, New Jersey, 1978.

18. Armstrong D.S. Emotional distress and prenatal attachment in pregnancy after perinatal loss // Journal of nursing scholarship. 2002. V. 34. № 4. P. 339–345.

19. Brandon A.R., Pitts S., Denton W.H., Stringer C.A., Evans H.M. A history of the theory of prenatal attachment // Journal of prenatal & perinatal psychology & health: APPPAH. 2009. V. 23. №. 4. P. 201–222.

20. Cannella B.L. Maternal–fetal attachment: an integrative review // Journal of Advanced Nursing. 2005. V. 50. № 1. P. 60–68.

21. Condon J.T. The assessment of antenatal emotional attachment: development of a questionnaire instrument // British Journal of Medical Psychology. 1993. V. 66. № 2. P. 167–183.

22. Condon J.T., Corkindale C. The correlates of antenatal attachment in pregnant women // British Journal of Medical Psychology. 1997. V. 70. № 4. P. 359–372.

23. Cranley M.S. Development of a tool for the measurement of maternal attachment during pregnancy // Nursing research. 1981. V. 30. № 5. P. 281–284.

24. Eisenberger N.I., Master S.L., Inagaki T.K., Taylor S.E., Shirinyan D., Lieberman M.D., Naliboff B.D. Attachment figures activate a safety signal-related neural region and reduce pain experience // Proceedings of the National Academy of Sciences. 2011. V. 108. № 28. P. 11721–11726.

25. Fraley R.C., Bonanno G.A. Attachment and Loss: A Test of Three Competing Models on the Association between Attachment-Related Avoidance and Adaptation to Bereavement // Personality and Social Psychology Bulletin. 2004. V. 30(7). P. 878–890.

26. Francis A. Stigma in an era of medicalisation and anxious parenting: how proximity and culpability shape middle-class parents’ experiences of disgrace // Sociology of Health & Illness. 2012. V. 34. No. 6. P. 927–942.

27. Frost M., Condon J.T. The psychological sequelae of miscarriage: a critical review of the literature // Australian and New Zealand Journal of Psychiatry. 1996. V. 30. № 1. P. 54–62.

28. Hammarberg K., Fisher J.R.W., Wynter K. Psychological and social aspects of pregnancy, childbirth and early parenting after assisted conception: a systematic review // Human Reproduction Update. 2008. V. 14 (5). P. 395–414.

29. Hayes L.J., Goodman S.H., Carlson E. Maternal antenatal depression and infant disorganized attachment at 12 months // Attachment and human development. 2013. V. 15. № 2. P. 133–153.

30. Kennell J.H., Slyter H., Klaus M.H. The mourning response of parents to the death of a newborn infant // New England Journal of Medicine. 1970. V. 283. № 7. P. 344–349.

31. Kleinveld J.H., Timmermans D.R., van den Berg M., van Eijk J.T.M., Ten Kate L.P. Does offering and performing prenatal screening influence women's attachment to their unborn child? A longitudinal randomized controlled trial // Prenatal Diagnosis: Published in Affiliation With the International Society for Prenatal Diagnosis. 2007. V. 27. № 8. P. 757–764.

32. Le Bas G.A. Youssef G.J., Macdonald J.A., Rossen L., Teague S.J.,Kothe E.J., McIntosh J.E., Olsson C.A., Hutchinson D.M.The role of antenatal and postnatal maternal bonding in infant development: A systematic review and meta‐analysis // Social Development. 2020. V. 29. № 1. P. 3–20.

33. Lumley J.M. Attitudes to the fetus among primigravidae // Australian Pediatric Journal. 1982. V. 18. P. 106–109.

34. Mikhail M.S., Freda M.C., Merkatz R.B., Polizzotto R., Mazloom E., Merkatz I.R. The effect of fetal movement counting on maternal attachment to fetus // American Journal of Obstetrics & Gynecology. 1991. V. 165 (4 Pt 1). P. 988–991.

35. Muller M.E., Mercer R.T. Development of the prenatal attachment inventory // Western journal of nursing research. 1993. V. 15. № 2. P. 199–215.

36. Murray R.J., Schaer M., Debbané M. Degrees of separation: A quantitative neuroimaging meta-analysis investigating self-specificity and shared neural activation between self-and other-reflection // Neuroscience &Biobehavioral Reviews. 2012. V. 36. № 3. P. 1043–1059.

37. Peterson G. Chains of grief: the impact of perinatal loss on subsequent pregnancy // Journal of prenatal and perinatal psychology and health. 1994. V. 9. № 2. P. 149–158.

38. Petri E. et al. Maternal–foetal attachment independently predicts the quality of maternal–infant bonding and post-partum psychopathology //The Journal of maternal-fetal & neonatal medicine. – 2018. – Т. 31. – №. 23. – С. 3153-3159.

39. Rossen L., Hutchinson D., Wilson J., Burns L., Olsson C., Allsop S., Elliott J.A., Jacobs S., Macdonald J.A., Mattick R.P.Predictors of postnatal mother-infant bonding: the role of antenatal bonding, maternal substance use and mental health // Archives of women's mental health. 2016. V. 19. № 4. P. 609–622.

40. Rubin R. Maternal tasks in pregnancy // Maternal Child Nursing Journal. 1975. V. 4. P. 143–153.

41. Sjogren B., Edman G., Widstrom A.M., Mathiesen A.S., Uvnas‐Moberg K. Maternal foetal attachment and personality during first pregnancy // Journal of Reproductive and Infant Psychology. 2004. V. 22. № 2. P. 57–69.

42. Van den Dries L., Juffer F., Van Ijzendoorn M.H., Bakermans-Kranenburg M.J. Fostering security? A meta-analysis of attachment in adopted children // Children and youth services review. 2009. V. 31. № 3. P. 410–421.

43. Winnicott D.W. Primary maternal preoccupation // The maternal lineage: identification, desire, and transgenerational issues. 1956. P. 59–66.

44. Yarcheski A., Mahon N.E., Yarcheski T.J., Hanks M.M., Cannella B.L. A meta-analytic study of predictors of maternal-fetal attachment // International journal of nursing studies. 2009. V. 46. № 5. P. 708–715.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести