О развитии абстрактной семантики: глаголы ‘делать’ в диахронической перспективе
О развитии абстрактной семантики: глаголы ‘делать’ в диахронической перспективе
Аннотация
Код статьи
S160578800022746-6-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Резникова Татьяна И. 
Аффилиация: Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Страницы
48-56
Аннотация

В статье на примере развития лексем со значением ‘делать’ в германских, славянских, тюркских, семитских и некоторых других языках прослеживается процесс семантической генерализации. Эта эволюция включает переход от обозначения действий по созданию конкретных объектов (ср. ‘готовить еду’) через семантику любого креативного действия (ср. англ. make) к значению предельного действия, не ведущего к появлению нового объекта, и – далее – любой непредельной контролируемой деятельности. Специфика такой эволюции состоит в сложном взаимодействии метонимических и метафорических механизмов, участвующих в становлении семантики абстрактных глаголов.

Ключевые слова
абстрактные глаголы, семантическая генерализация, семантический сдвиг, глагол ‘делать’
Источник финансирования
Статья подготовлена по результатам проекта “Лексический анализ библейских текстов в типологической перспективеˮ при поддержке фонда “Гуманитарные исследованияˮ ФГН НИУ “Высшая школа экономикиˮ в 2022 году. Автор глубоко признателен всем участникам проекта, и прежде всего Марии Беловой, за обсуждение семитского языкового материала.
Классификатор
Получено
11.11.2022
Дата публикации
11.11.2022
Всего подписок
12
Всего просмотров
944
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1

1. Генерализация и специализация в истории лексики

2 Основным двигателем диахронических изменений на лексическом уровне обычно признается метафора. Показательно, например, что Каталог семантических переходов – одна из крупнейших типологических коллекций регулярно воспроизводимых изменений в лексике – содержит прежде всего случаи метафорических переносов (см. datsemshift.ru, а также [1]–[2]). Метафору часто относят к базовым механизмам семантического сдвига и при грамматикализации – по крайней мере на ее ранних этапах (см. [3]).
3 Конечно, другие типы семантических переходов тоже обсуждаются в исторической лингвистике. Начиная с классических работ в этой области (см., например, [4]–[6]) среди основных видов изменений, затрагивающих лексику, называются расширение (генерализация) и сужение (специализация) значения. Генерализация предполагает движение вверх по таксономическому дереву: гипоним расширяет свою семантику до гиперонима. Специализация соответствует обратному процессу – вниз по таксономическому дереву, т.е. от гиперонима к гипониму. Вполне ожидаемо, что эти переходы иллюстрируются примерами из области предметной лексики, где гипо-гиперонимические отношения прослеживаются лучше всего, ср. переходящие из работы в работу случаи, с одной стороны, сужения: англ. deer ‘дикое животное’ → ‘олень’, англ. hound ’собака (любой породы)’ → ‘гончая’, а с другой – расширения: немецк. Tier ‘дикое животное’ → ‘любое животное’, ср. здесь также многочисленные переносы названий брендов на любую продукцию, аналогичную выпускаемой этим брендом (как Xerox ‘фирма, производящая копировальные аппараты, и сам аппарат этой фирмы’ → ‘любой копировальный аппарат’).
4 За пределами предметной лексики гипо-гиперонимические связи выявляются гораздо менее четко. Между тем очевидно, что переходы между единицами более узкой и более широкой семантики не ограничиваются конкретными именами. В настоящей работе мы обсудим изменения значений такого рода на материале глагольной лексики.
5 Нас будет интересовать развитие абстрактных глаголов. “Абстрактнымиˮ называют глаголы, которые не задают конкретного зрительного образа описываемых ситуаций (см. [7]–[8]). Этим они отличаются от глаголов типа бежать, причесывать, висеть, дрожать: в случае последних мы легко можем представить себе действие или состояние, которое выражает та или иная лексема. Напротив, глаголы начинать или исправлять не ассоциируются с определенной “картинкойˮ: субъекты этих глаголов могут совершать очень разные действия и тем не менее не выходить за рамки ситуаций начинать или исправлять. К числу таких абстрактных глаголов, безусловно, относятся и лексемы с семантикой ‘делать’. На их примере мы проследим, как появляются предикаты с абстрактным значением и из каких источников они развиваются.
6 Прежде чем перейти к обсуждению семантических источников, обратим внимание, что переводными аналогами для русского делать в других языках могут выступать сразу несколько глаголов. Наиболее очевидный случай такого рода – это английские лексемы make и do. В терминах фреймового подхода (см. [9]) английское противопоставление свидетельствует о том, что в зоне ‘делать’ выделяется по крайней мере два фрейма. Речь может идти о создании нового объекта в процессе действия (креативный фрейм) или о действиях с уже существующим объектом (фрейм обработки). В русском эти ситуации колексифицируются, т.е. описываются одной и той же лексемой (ср. термин “колексификацияˮ в [10]). Аналогичное совмещение имеет место, например, во французском (faire), персидском (kardan), грузинском (ḳeteba), агульском (aqas). В английском же два фрейма разведены по разным лексемам: make задает креативные ситуации (ср. make tea ‘заваривать чай’, make a copy ‘делать копию’), а do – ситуации обработки (ср. do the room ‘убирать комнату’, do the museum ‘осматривать музей’). Аналогичное противопоставление характерно для корейского, где mantulta соответствует креативным контекстам (osul mantulta ‘шить платье’), а hata предполагает обработку объекта (ku ilul hata ‘выполнить эту работу’).
7 Далее мы отдельно рассмотрим процессы развития семантики для креативного действия и для действия по обработке объекта, хотя в ходе изложения мы убедимся, что эти процессы в значительной степени связаны друг с другом.
8

2. Семантика креативного действия

9 Если представлять абстрактность глагола как градуируемое свойство, то креативное ‘делать’, видимо, будет обладать им в меньшей степени, чем ‘делать’ обработки. Действительно, в случае креативного фрейма до некоторой степени специфицирован результат – появление нового объекта, тогда как обработка не предопределяет каких-либо характеристик действия. Несмотря на чуть “меньшуюˮ абстрактность есть основания полагать, что креативное ‘делать’ должно развиваться не посредством сужения семантики более абстрактных лексем, а как результат расширения глаголов с более конкретным значением.
10 Такое предположение позволяют сделать исследования семантических зон ‘искать’ (см. [11) и ‘прятать’ [12]. Хотя эти поля значительно уступают креативному ‘делать’ по степени абстрактности, соответствующие им глаголы тоже часто недоспецифицированы – прежде всего по способу действия. Этого уровня абстрактности “хватаетˮ для того, чтобы источниками для глаголов поиска и прятания выступали лексемы с более конкретным значением. Эти глаголы указывают на возможный способ действия, ср. ‘ходить’, ‘нюхать’, ‘щупать’ как источники для ‘искать’, а также ‘покрывать’, ‘маскировать’ как источники для ‘прятать’.
11 Таким образом, в случае креативного ‘делать’ тем более можно ожидать развитие из глаголов с более конкретной семантикой. На материале лексем, для которых доступны этимологические данные, проследим, какие именно ситуации служат основой для обобщенного значения создания объекта.
12 К глаголам с хорошо зафиксированной историей относится английский make и, соответственно, его немецкий когнат machen. Они восходят к форме *makon – западногерманскому образованию от прагерманского существительного *maka. Исследователи расходятся в определении изначально присущего глаголу значения, восстанавливая для него следующие смыслы: ‘месить, замешивать (тесто, глину)’, ‘готовить (еду)’, ‘строить’ , ‘соединять, связывать’ (подробнее см. [13, с. 25–26]).
13 Очевидно, однако, что указанные смыслы не противоречат друг другу, а отражают семантическую эволюцию глагола от более частного к более общим значениям. Если наиболее конкретный смысл ‘месить, замешивать (тесто, глину)’ принять за изначальный, то в результате метонимического переноса из него, с одной стороны, развилось значение ‘готовить еду’ (
14 В ходе дальнейшего развития несущественным становится то, какое именно действие приводит к созданию чего-л., глагол получает обобщенное значение ‘готовить, создавать, производить’. Любопытно, что наиболее ранние свидетельства нового значения встречаются в памятниках, происходящих из Франконии (см. [14]), и в памятниках именно этого региона рассматриваемый глагол впервые фиксируется в грамматической функции [13, с. 67].
15 В целом становление креативного значения у глагола make можно считать случаем семантического расширения в глагольной лексике: создание объектов определенного типа распространилось на создание любого объекта. Вместе с тем, по-видимому, не любое действие, приводящее к появлению новой сущности, может развить общее креативное значение. В случае предметной лексики подобные ограничения обсуждались в терминах прототипа. Отмечалось, что потенциал к расширению имеют прежде всего прототипические представители категории, т.е., например, только существительное, называющее прототипическую породу собак, может становиться общим обозначением собаки (cм. [15]–[17]).
16 Для глаголов механизм сдвига оказывается сложнее. Он задействует, во-первых, метонимическое преобразование, при котором ситуация, описывающее одно звено в последовательности действий, связанной общей целью, распространяется на всю последовательность (ср. ‘месить тесто’ → ‘готовить’, ‘соединять компоненты’ → ‘создавать’). Во-вторых, это новое значение охватывает не только ситуации, включающие исходное действие, но и любые ситуации с аналогичной целью (т.е. семантика ‘готовить (еду)’ покрывает не только изготовление изделий из теста, но и создание любой еды, в том числе и не требующей замешивания теста). Наконец, имеет место процесс, который можно было бы назвать “схематизациейˮ, когда из конкретного действия вычленяется абстрактная схема, объединяющая это действие с целым рядом других, и все ситуации, укладывающиеся в эту схему, включаются в сферу покрытия лексемы (‘месить тесто’ → ‘соединять компоненты’).
17 Если расширение одного этапа на всю последовательность, как мы говорили, сходится с традиционным представлением о метонимии по модели ‘часть’ → ‘целое’, то схематизацию можно сблизить скорее с метафорой. Действительно, в основе метафоры часто лежит некоторая абстрактная идея, которая и служит базой для сдвига. Так, многие метафоры глаголов падения опираются на представление о том, что субъект в результате перемещения начинает находиться в новом месте (см. [18]); ср. также в этой связи идею родового пространства в теории концептуального блендинга [19]. Таким образом, семантическая эволюция западногерманского *makon показывает, что генерализация значения в глагольной лексике подразумевает сложное взаимодействие метонимических и метафорических механизмов семантического сдвига.
18 Мы видели, что развитие *makon можно условно разделить на два этапа: (1) от конкретного действия к более абстрактному ‘соединять’ и (2) от ‘соединять’ к ‘создавать’. Первый этап как более ранний в большинстве случаев не удается восстановить в истории современных глаголов ‘делать’, но второй засвидетельствован в целом ряде генетически далеких языков. Так, к общетюркскому корню *taŋ- 'соединять, связывать' возводят чувашский глагол tu-, среди современных значений которого к наиболее ранним относится семантика производящей деятельности (см. [20]). Грузинский глагол ḳeteba ‘делать’ восходит к картвельскому корню *ḳet- ‘добавлять, соединять’ [21, c. 88].
19 Интересно, что и в русском можно найти косвенное подтверждение аналогичного развития. Нейтральной видовой парой для глагола делать является дериват с приставкой с-. При этом одно из значений префикса с(о)- это ‘соединение объектов’, ср. склеить, соединить, собрать. Можно предположить, что это же значение приставка имела и в глаголах sъtvoriti, sъdějati, sъdělati в древнерусском. С учетом эффекта Вея–Схоневелда (см. тж. [22]–[23]) это должно означать, что семантика бесприставочных глаголов tvoriti, dějati, dělati на некотором этапе их семантической эволюции включала идею соединения. Соответственно, значение префикса было “поглощеноˮ значением корня, так что пары tvoriti-sъtvoriti, dějati-sъdějati, dělati-sъdělati стали восприниматься как чисто видовые (отметим, что в памятниках все три глагола отражают сходное значение – ‘создавать, производить, причинять’ [24]). Следы более ранней семантики, связанной с идеей соединения, можно обнаружить в словосочетании dějati věče (‘собирать вече’), многократно встречающемся в Ипатьевской летописи и в Московском летописном своде [24, c. 131].
20 Таким образом, переход от ‘соединять’ к креативному ‘делать’, характерный для западногерманского *makon, воспроизводится и в некоторых других языках. Интересно, что косвенное свидетельство перехода от семантики конкретной производящей деятельности (в частности, замешивания теста) к обозначению любого созидательного действия имеется и в библейских текстах. Так, древнееврейский глагол ˁāśā встречается в Ветхом Завете главным образом в значении ‘делать’ (в том числе в креативном употреблении), но в отдельных случаях ему соответствует семантика ‘сжимать, мять (в руке)’ [25, 7360–7361]. При этом арабский когнат глагола ˁāśā ġšy – выражает значение ‘сжимать, месить’. Вполне возможно, что семантика конкретного действия в истории данного семитского корня предшествовала более абстрактному значению, тогда и здесь имел место переход от ‘месить’ к общему ‘делать’.
21 Предшествовать семантике креативного действия, судя по доступным этимологическим данным, могут и другие значения, в частности ‘класть, ставить’ (соответственно, закладывать основу, создавать) (ср. индоевропейский корень *dhē, от которого произошли немецкий глагол tun и английский do, ср. также русский глагол деть, этимологически связанный с делать и восходящий к этому же корню); ‘резать, вырезать’ (соответственно, ‘придавать форму, формировать, создавать’) (ср. хинди karnā, персидск. kardan [26, c. 18]); ‘покрывать’ (такое значение восстанавливают для турецкого глагола yap- [20, с. 97]). В ходе эволюции все эти глаголы приобретают значение абстрактной деятельности, ведущей к созданию нового объекта.
22 Обратим внимание на одну деталь, которая может показаться противоречащей логике нашего обсуждения. Говоря о развитии семантики креативного ‘делать’, мы приводили источники для глаголов, во-первых, не ограничивающихся креативными контекстами (ср. русск. делать), а во-вторых, и вовсе не употребляющихся в значении создания нового объекта (англ. do). Однако эти глаголы появились в нашем изложении не случайно. Дело в том, семантика обработки нередко становится следующим этапом развития креативного значения, т.е. и русский делать, и английский do приходили в поле ‘делать’ через креативный фрейм. Иными словами, семантическая эволюция глаголов не останавливается на этапе, синхронно представленном в английском make. Одним из типологически наиболее регулярных переходов является дальнейшая абстрактизация семантики производящей деятельности в сторону обозначения любого намеренно осуществляемого действия, т.е. распространение сферы покрытия глагола и на фрейм обработки.
23

3. Семантика обработки

24 Развитие значения обработки из семантики креативного действия отмечено, например, для древнерусского глагола dělati: до XV в. тексты отражают для него только значение ‘производить (ремесленным способом), строить, сооружать’, см. [24, с. 127]. Тот же процесс имел место в истории тюркских глаголов (чувашск. tu-, турецк. et-, yap-, см. [20]); амхарского (
25 На начальном этапе данной эволюции идея создания конкретного нового объекта (дома, одежды, еды и т.д.) обобщается до возникновения нового признака, свойства, абстрактной сущности, что затем осмысляется как наличие некоторого (необязательно связанного с появлением чего-л. нового) результата действия. В дальнейшем представление о результате становится несущественным, тем самым глагол начинает использоваться для обозначения активной, намеренно и осознанно осуществляемой деятельности любого рода. Описанное развитие можно представить в виде следующих этапов:
26 (1) креативность → предельность → непредельность
27 Последующая абстрактизация может привести к выражению при помощи глагола любой динамической ситуации, в том числе не предполагающей агентивного участника, однако в большинстве случаев это означает выход глагола из сферы лексического в сферу грамматического, что подтверждается параллельным развитием ряда грамматикализационных процессов на морфосинтаксическом и фонетическом уровнях (подробнее о путях грамматикализации глаголов со значением ‘делать’, см. [29]–[32].
28 С точки зрения этапов в (1) показательно соотношение двух пар когнатов из английского и немецкого языков – англ. do / нем. tun и англ. make / нем. machen. Если в английском, как мы обсуждали, make отличается от do наличием объекта, создаваемого в процессе действия, то в немецком противопоставление основано на признаке предельности: machen описывает предельное действие, а tun – непредельное, ср.:
29 (2) Er macht diese Arbeit gerne. ‘Он с удовольствием выполнит эту работу’.
30 (3) Er tut seine Arbeit gerne. ‘Он с удовольствием занимается своей работой’.
31 Таким образом, различие между системами проявляется в предельных ситуациях обработки: английский использует в этой зоне do, а немецкий – machen. Соотношение глаголов можно представить в виде следующей таблицы:
32
предельный процесс непредельный процесс
создание объекта обработка
англ. make do do
нем. machen machen tun
Таблица 1. Семантика английских и немецких глаголов поля ‘делать’
33 Расхождение систем связано с разными стадиями семантической эволюции глаголов. Глаголы, восходящие к индоевропейскому корню *dhē- (do и tun), являются более древними, этот корень представлен в большинстве индоевропейских языков (см. [33, с. 117–119], ср. также восстанавливаемое для него в праиндоевропейском значение ‘ставить, класть’, характеризующееся довольно высокой степенью абстракции). Соответственно, этот глагол на более раннем этапе развития языка приобретает значение производящей, созидательной деятельности, которое затем эволюционирует в обобщенную семантику действия (ср. [34, с. 361–363]; [35, с. 256]).
34 Глагол, восходящий к германскому *makon появляется в языке относительно поздно, он представлен только в западногерманских языках и, как отмечалось, имеет изначально конкретное значение ‘месить, замешивать (тесто, глину)’. Развиваясь в сторону более абстрактного значения, пройдя через семантическую стадию ‘соединять’, он приобретает значение производящей деятельности, расширяет свои сочетаемостные возможности и, по всей вероятности, постепенно вытесняет в креативном употреблении глаголы, восходящие к корню *dhē. Так, в древневерхненемецком этот переход осуществляется к началу XI в. (см. [13, с. 26]). В ходе дальнейшей эволюции глаголы, генетически связанные с *makon, демонстрируют тенденцию к расширению своего семантического потенциала, в результате чего они начинают заменять более древние глаголы со значением ‘делать’ и в других контекстах. Если в английском употребление make как самостоятельной лексической единицы ограничено креативными контекстами, то в немецком, как видно из Таблицы 1, семантическая эволюция глагола machen зашла дальше: он используется для обозначения любого предельного действия, сузив тем самым семантический потенциал глагола tun. В контекстах, для которых еще в начале XIX в. характерно употребление tun, в современном языке допустимо только machen. Ср., например, у Шиллера [36, с. 556]:
35 (4) Die Dänen taten den Angriff mit vieler Tapferkeit.
36 ‘Датчане совершили отважное нападение (букв. сделали нападение с большой отвагой)’,
37 В современном немецком в сочетании со словом Angriff ‘нападение’ употребляется только глагол machen.
38 Итак, на примере двух западногерманских языков мы показали разные этапы семантической эволюции глаголов от обозначения действия абстрактного, но связанного с идеей создания объекта, до выражения идеи активной деятельности в ее наиболее обобщенном виде.
39 Сходные процессы, видимо, можно наблюдать и в истории тюркских языков. Здесь имеется по крайней мере три глагола со значением ‘делать’ (qyl-, et-, yap-), функции которых распределены различным образом в отдельных языках. Общая тенденция связана с вытеснением наиболее древнего из трех глаголов – глагола qyl- лексемой et-, которая затем в свою очередь вытесняется глаголом yap-. Различные языки находятся на разной стадии данной эволюции. Так, в современном турецком языке лексема qyl- вышла из употребления, а глагол yap- постепенно вытесняет et- (последний может использоваться, как правило, для обозначения непредельных ситуаций).
40 Выше речь шла о развитии, которое постепенно приводит глаголы с креативной семантикой к значению непредельного ‘делать’. Однако глаголы общего действия с непредельной семантикой могут развиваться и из обозначений более конкретных непредельных ситуаций, например, ‘работать’ (ср. польск. robić, арамейск. ˁbd [25, 6700, 10934]), ‘идти/перемещаться’ (ср. исландск. fara, китайск. hsing [26, с. 18], ср. также русск. поступить).
41

4. Заключение

42 Материал языков с доступными этимологическими данными позволяет в общих чертах восстановить процесс развития глаголов абстрактного действия. Основная линия эволюции, судя по нашему материалу, связана с последовательным переходом от обозначения действий по созданию конкретных объектов (этот этап находится еще за пределами семантического поля ‘делать’), через семантику любого креативного действия (здесь уже глагол попадает в зону ‘делать’) к значению предельного действия, не ведущего к появлению нового объекта, и – далее – любой непредельной контролируемой деятельности. В ходе развития лексема может накапливать все “промежуточныеˮ значения и оставаться доминантным глаголом поля, как делать в русском. Но возможен и другой сценарий эволюции: по мере того, как глагол продвигается в сторону все более абстрактной семантики, в языке могут появляться новые глаголы, “вытесняющиеˮ его из более конкретных областей поля ‘делать’. Такое развитие мы наблюдали для западногерманских когнатов, восходящих к *dhē и *makon.
43 В теоретическом отношении описанные переходы представляют случаи семантической генерализации. Как мы отмечали, расширение значения обычно иллюстрируется примерами из предметной лексики. Глагольный материал до некоторой степени обнаруживает параллели с именным: в ряде случаев и наши данные можно связать с понятием прототипа. Так, по всей вероятности, представление о прототипическом действии связано с идеей его материального результата, т.е. с возникновением в ходе действия нового объекта. Поэтому сдвиг от креативного фрейма к значению любой агентивной деятельности, как и в случае предметной лексики, можно трактовать как переход лексемы от обозначения прототипического представителя категории к обозначению категории в целом. В то же время отсутствие четких гипо-гиперонимических связей в глагольной лексике существенно усложняет “механикуˮ таких переходов: как мы видели на примере эволюции *makon, абстрактное значение является результатом сложного взаимодействия метонимических и метафорических преобразований исходной семантики. Дальнейшее исследование абстрактных глаголов и их типологических источников позволит точнее понять природу семантической генерализации в языке.

Библиография

1. Зализняк Анна А. Семантическая деривация в синхронии и диахронии: проект создания “Каталога семантических переходовˮ // Вопросы языкознания. 2001. № 2. С. 13–25.

2. Zalizniak Anna A., Bulakh M., Ganenkov D., Gruntov I., Maisak T., Russo M. The catalogue of semantic shifts as a database for lexical semantic typology // Linguistics. 2012, № 50 (3). Pp. 633–669.

3. Heine B., Claudi U., Hünnemeyer F. Grammaticalization: a conceptual framework. Chicago: University of Chicago Press, 1991.

4. Paul H. Prinzipien der Sprachgeschichte. Tübingen: Niemeyer, 1880.

5. Bréal M. Essai de sémantique: Science des significations. Paris: Hachette, 1897.

6. Ullmann S. Grundzüge der Semantik. Die Bedeutung in sprachwissenschaftlicher Sicht. Berlin: Walter de Gruyter, 1967.

7. Плунгян В.А., Рахилина, Е.В. Сирконстанты в толковании? // Z. Saloni (red.), Metody formalne w opisie języków słowiańskich. Białystok: Wydawnictwo Uniwersytetu Warszawskiego, 1990. Pp. 201–210.

8. Плунгян В.А., Рахилина Е.В. Тушат-тушат — не потушат: грамматика одной глагольной конструкции // Е.В. Рахилина (ред.). Лингвистика конструкций. М.: Азбуковник, 2010. С. 83–94.

9. Рахилина Е.В., Резникова Т.И. Фреймовый подход к лексической типологии // Вопросы языкознания. 2013. № 2. С. 3–31.

10. François A. Semantic maps and the typology of colexification: Intertwining polysemous networks across languages // M. Vanhove (ed.), From Polysemy to Semantic Change. Towards a Typology of Lexical Semantic Associations. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins, 2008. Pp. 163–215.

11. Рыжова Д.А., Добрушина Н.Р., Бонч-Осмоловская А.А., Выренкова А.С., Кюсева М.В., Орехов Б В., Резникова Т.И. (ред.). ЕВРика! Сборник статей о поисках и находках к юбилею Е.В. Рахилиной. М.: Лабиринт, 2018.

12. Резникова Т.И. Глаголы прятания: типология систем // Вопросы языкознания. 2022. № 4. С. 66–94.

13. Weiss E. Tun: machen: Bezeichnungen für die kausative und die periphrastische Funktion im Deutschen bis um 1400. Stockholm: Almqvist & Wiksell, 1956.

14. Frings Th. Grundlegung einer Geschichte der deutschen Sprache. Halle (Saale): Max Niemeyer, 1950. 2. Auflage.

15. Geeraerts D. Polysemy and prototypicality. On Georges Kleiber, La sémantique du prototype // Cognitive Linguistics 1992, № 3. Pp. 219–231.

16. Koch P. Der Beitrag der Prototypentheorie zur Historischen Semantik: Eine kritische Bestandsaufnahme // Romanistisches Jahrbuch 1995, № 46. S. 27–46.

17. Blank A. Prinzipien des lexikalischen Bedeutungswandels am Beispiel der romanischen Sprachen. Berlin, Boston: De Gruyter, 1997.

18. Рахилина Е.В.,·Резникова Т.И., Рыжова Д.А. Типология метафор падения // Acta Linguistica Petropolitana. 2020. Т. 16 (1). C. 64–112.

19. Fauconnier G., Turner M. The Way We Think. Conceptual Blending and the Mind's Hidden Complexities. New York: Basic Books, 2002.

20. Meyer I.R. Das Funktionsverb “tunˮ im Wolgabolgarisch-Čuwašischen // Acta Orientaliae Academiae Scientirarum Hungaricae 1988, B. XLII (1). S. 93–110.

21. Klimov G.A. Etymological Dictionary of the Kartvelian Languages (Trends in Linguistics, Documentation 16). Berlin, New York: Mouton De Gruyter, 1998.

22. Кронгауз М.А. Приставки и глаголы в русском языке: семантическая грамматика. М.: Языки русской культуры, 1998.

23. Janda L. Russian prefixes as a verb classifier system // Вопросы языкознания. 2012. № 6. С. 3–47.

24. Bräuer H. “Tunˮ und “machenˮ im Altkirchenslavischen und Altrussischen // Orbis scriptus. Dmitrij Tschižewskij zum 70. Geburtstag. München: Wilhelm Fink, 1966. S. 125–134.

25. Koehler L., Baumgartner W., Stamm J. J. The Hebrew and Aramaic Lexicon of the Old Testament. Leiden: Brill, 1994–2000.

26. Yoshioka G.-I. A semantic study of the verbs of doing and making in the Indo-European languages. Tokyo: Tsukiji type foundry, 1908.

27. Leslau W. Etymological dictionary of Gurage (Ethiopic). Wiesbaden: O. Harrassowitz, 1979.

28. Kabell A. Über einige Verba für “tunˮ in den germanischen Sprachen // Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung 1973, № 87. S. 26–35.

29. van der Auwera J. Periphrastic ‘do’: Typological prolegomena // G.A.J. Tops, B. Devriendt, S. Geukens (eds.), Thinking English grammar: To honour Xavier Dekeyser, professor emeritus. Leuven: Peeters, 1999. Pp. 457–470.

30. Резникова Т.И. Грамматикализация конструкций с глаголом ДЕЛАТЬ: типология и семантика. Дисс. … канд. филол. наук. М., МГУ им. М.В. Ломоносова, 2003.

31. Jäger A. Typology of periphrastic do-constructions (Diversitas Linguarum 12). Bochum: Brockmeyer, 2006.

32. Jäger A. Grammaticalization paths of periphrastic do-constructions // Studies van de BKL/Travaux du CBL/Papers of the LSB 2007. URL: https://sites.uclouvain.be/bkl-cbl/wp-content/uploads/2014/08/jag2007.pdf

33. Rix H. (ed.), Lexicon der Indogermanischen Verben. Wiesbaden: Ludwig Reichert, 1998.

34. Behaghel O. Deutsche Syntax: eine geschichtliche Darstellung. Bd. II. Die Wortklassen und Wortformen. Heidelberg: Winter, 1924.

35. Denison D. English historical syntax: Verbal constructions. London, New York: Longman, 1993.

36. Paul H. Deutsches Wörterbuch. Halle (Saale): Max Niemeyer, 1935. 4. Auflage (bearb. von K. Euling).

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести