Везде
Achievements of the Laboratory of Psychology of Person Development in Normal and Post-Traumatic States: To the 50-th Anniversary of the Institute of Psychology RAS
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Achievements of the Laboratory of Psychology of Person Development in Normal and Post-Traumatic States: To the 50-th Anniversary of the Institute of Psychology RAS
Annotation
PII
S020595920018766-8-1
DOI
10.31857/S020595920018766-8
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Natalia E. Kharlamenkova 
ORCID: 0000-0002-0508-4157
Occupation: chief research officer, laboratory of psychology of subject development in normal and post-traumatic states
Affiliation: Institute of Psychology, Russian Academy of Sciences
Address: Moscow, Russian Federation
E. Sergienko
Occupation: Chief researcher of the laboratory of psychology of development of the subject in normal and post-traumatic States
Affiliation: Institute of Psychology, Russian Academy of Sciences
Address: Russian Federation, Moscow
NADEZHDA TARABRINA
Affiliation: Institute of Psychology, Russian Academy of Sciences
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Volume 43 Issue 1
Pages
17-31
Abstract

The article presents the results of methodological and theoretical-empirical research carried out by the staff of the laboratory of developmental psychology and the laboratory of psychology of post-traumatic stress over the past decades. In 2016, both laboratories became part of one unit: the laboratory of the psychology of development of subject under normal and post-traumatic states. The results of studies are presented, showing the patterns of human development under conditions of normal functioning and under the influence of high-intensity stressors. The article discusses the data of various theoretical and empirical studies, which describe and analyze the factors that contribute to and hinder the mental development of a person in health and under conditions of the influence of traumatic life events, their psychological consequences.

Keywords
system-subjective, subjective-analytical approaches, post-traumatic stress, mental trauma, terrorist and viral threats, life-threatening disease, revolution in developmental psychology, theory of mind, behavior control
Acknowledgment
The study was carried out in accordance with the State Order of the Ministry of Education and Science of the Russian Federation No. 0138-2021-0005.
Date of publication
01.03.2022
Number of purchasers
11
Views
358
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 Прошедшие полвека становления и развития Института психологии РАН продемонстрировали интенсивные поиски в теории, методологии, экспериментальных решениях, которые осуществляются сотрудниками всего Института и лаборатории в частности. Процессы реорганизации, дифференциации и интеграции направлений исследований отразились и в истории становления лаборатории психологии развития субъекта в нормальных и посттравматических состояниях.
2 Данная лаборатория возникла из двух подразделений: лабораторий психологии развития и психологии посттравматического стресса. Немного из истории лаборатории психологии развития. Вначале была организована лаборатория зрительного восприятия под руководством Н.Ю. Вергилеса, затем она трансформировалась в лабораторию психических процессов, возглавляемую директором Института Б.Ф. Ломовым. Позднее была преобразована в лабораторию когнитивных процессов, руководимую Н.Н. Корж и с 1994 г. — в лабораторию когнитивной психологии под руководством Е.А. Сергиенко. В 2007 году основной состав, пополненный новыми сотрудниками, образовал лабораторию психологии развития. В изменении названия нашел отражение факт перемен, происходящих в научных поисках коллектива.
3 История лаборатории психологии посттравматического стресса вкратце такова: в 1993 году на базе группы диагностики посттравматических состояний по инициативе директора Института А.В. Брушлинского создается лаборатория психологии посттравматических состояний. В 1998 году в связи с изменением структуры ИП РАН лаборатория была переименована в лабораторию психологии посттравматического стресса и психотерапии, которая 17 декабря 1993 г. приказом директора Института психологии РАН А.В. Брушлинского получает название “лаборатория психологии посттравматического стресса”. Руководила лабораторией в течение 18 лет ее основательница — доктор психологических наук, профессор Н.В. Тарабрина. С 2011 г. лабораторией заведует доктор психологических наук, профессор Н.Е. Харламенкова.
4 Указом директора Института психологии РАН А.Л. Журавлева от 6 февраля 2016 года лаборатории психологии развития субъекта и лаборатория психологии посттравматического стресса были объединены в одно подразделение — лабораторию психологии развития субъекта в нормальных и посттравматических состояниях.
5 За прошедшие 50 лет в Институте психологии РАН продолжает кристаллизоваться научная школа. За эти годы усилиями старшего и молодого поколений ученых осуществляется сплав научных направлений, заданных С.Л. Рубинштейном, Б.Г. Ананьевым, П.К. Анохиным, Б.Ф. Ломовым, А.В. Брушлинским и их последователями. В этом теоретико-методологическом котле формируется современная психологическая школа, в которой вместо моноидеи или монопарадигмы оформляются черты полипарадигмальности и междисциплинарности, системности и субъектности, рациональной логики и интуиции — черты науки постнеклассического этапа развития. Несмотря на то, что главной задачей Института психологии РАН является решение фундаментальных научных проблем, эта база становится надежной основой в решении практических актуальных проблем современного общества [19–21]. Так, в лаборатории созданы и апробированы методы исследования эмоционального интеллекта, базисных убеждений, посттравматического стресса, оценки переживания террористической и вирусной угрозы, обоснован метод анализа единичного случая и др. [3; 27; 40].
6 Методологическими основаниями исследований, проводимых в лаборатории, являются системно-субъектный (Е.А. Сергиенко) и субъектно-аналитический (В.В. Знаков) подходы к пониманию человека как активного, конструирующего себя субъекта, биопсихосоциальный подход (в исследовании посттравматического стресса); последний представляет собой реализацию системного подхода в науках о психическом здоровье человека (Н.В. Тарабрина). Средствами методологического анализа рассмотрена проблема обоснования психологического знания [41].
7 Одной из главных координат исследования лаборатории является анализ развития субъекта в норме (с учетом комплекса составляющих Модели психического как внутренней концептуализации мира человека и контроля поведения как системы внутренних ресурсов, определяющих основания выбора и регуляции деятельности и жизнедеятельности) и при нарушениях развития, вызванных различными факторами, в том числе такими как стрессоры высокой интенсивности (война, террористическая угроза, техногенные катастрофы, угрожающее жизни заболевание и др.) [12; 26; 33]. Существенным прорывом в изучении вопросов, сформулированных в рамках такого направления исследования как психология понимания, стало обращение к теме действительного–возможного, рассматриваемой на общенаучном (философском) и конкретно-научном (психологическом) уровнях знания; раскрыто содержание ключевых понятий, характеризующих понимание эмпирической, социокультурной и экзистенциальной реальностей: необходимое, правдоподобное, невозможное [10; 13; 14].
8 Мультипарадигмальность, междисциплинарность и трандисциплинарность современной науки диктуют переход к обобщающим моделям развития и поиску ее категориального строя, отражающего взаимовлияние, взаимодействие, взаимоперенос не только внутри разных областей психологии, но и с другими науками (биологией, социологией, философией, историей, лингвистикой и т.д.).
9 Для психологической науки категория субъекта стала тем интегративным понятием, которое позволяет разрабатывать обобщающие модели развития человека на основе обогащения принципа развития.
10 Вклад в данный процесс научного развития внесла лаборатория психологии развития ИП РАН, осуществляющая разработку психологии субъекта, применяя принцип развития как основной. Коллективный труд “Принцип развития в современной психологии” [22] стал творческим развитием труда Л.И. Анцыферовой “Принцип развития в психологии” (1978), который продемонстрировал значительный прогресс в теоретических и методологических разработках данного принципа как основного за прошедшее время. Нашли продолжение традиции, связанные с изучением проблемы мудрости в психологии [16].
11 На данном этапе хотелось бы выделить некоторые основные достижения, которые отличаются новизной и значимы для развития научной школы Института психологии РАН.
12

РЕВОЛЮЦИЯ В ПСИХОЛОГИИ ПОЗНАНИЯ И ПСИХОЛОГИИ РАЗВИТИЯ
13 Основные изменения в психологии развития, затрагивающие краеугольные проблемы психологии, связаны с исследованием раннего онтогенеза человека. Онтогенетические исследования позволяют показать, что развитие самых высоко- и сложноорганизованных уровней зависит от базовых, первичных ступеней и опирается на них.
14 Еще несколько десятилетий назад многие положения о познании человеком реальности казались устоявшимися и незыблемыми. Робкие попытки отойти от традиционных схем воспринимались остро и даже болезненно. Как можно было описать последовательность получения человеком знаний о мире? Человек сначала получает некоторые ощущения при взаимодействии с миром, затем эти ощущения преобразуются в восприятие объекта или события, в результате чего мы получаем чувственный образ, который может стать представлением и, наконец, понятием — т.е. полноценным знанием об отдельных аспектах мира. Подобная схема познавательного процесса отрывала и разобщала процессы ощущения, восприятия и мышления, более того, делала абсолютно необъяснимым процессы выбора объектов, их субъективного преобразования и описания.
15 Процесс восприятия — это процесс принятия интеллектуального решения, вне которого восприятия не существует. Это решение не осознается (поэтому субъекту восприятия представляется как непосредственно данное). Оно возможно лишь на основании отнесения воспринимаемого объекта к тому или иному классу предметов, к той или иной категории и категориям причинности. Некоторые из этих категорий (перцептивных гипотез) образуются на основе врожденных организующих принципов (субстанциональности и континуальности), другие формируются в процессе опыта. Вот почему восприятие неотделимо от мышления и имеет не только индивидуальный характер, но и родовой, обобщенный, универсальный. Следовательно, низшие и высшие уровни организации психического не полярны, а находятся в непрерывном взаимодействии [23, 24]. В основе этой непрерывности лежат принципы антиципации, единства восприятия, действия, репрезентации.
16 Первый тезис революционных изменений состоит в том, что младенец — не сенсомоторный индивид, лишенный упорядоченных ментальных структур, погруженный в хаос ощущений, как ранее полагалось. Младенец — репрезентативный индивид, наделенный способностью структурировать и упорядочивать мир.
17 Сильным аргументом, подтверждающим данное заключение, являются факты способности к антиципации у младенцев. Источником несенсорной концептуальной активности у младенцев является репрезентация пространственных характеристик объектов и событий. В цикле работ по изучению развития антиципации в раннем онтогенезе человека, изложенных в работах Е.А. Сергиенко [23, 24], было показано, что антиципация — не только атрибут деятельности человека, а более универсальное, имманентное свойство психической организации человека и эволюции форм психической организации. Феномены антиципации рассматриваются не только как пространственно-временные эффекты упреждающих действий, но и эффекты избирательности. Можно предположить, что избирательность — результат прототипического механизма, тогда как пространственно-временное опережение событий отражает модально-специфический механизм кодирования и ментального хранения. Показано, что континуальность является базовой характеристикой ментальной организации человека, определяющей эффекты антиципации как в микро-, так и макрогенезе. Данное положение подтверждает идею А.В. Брушлинского о недизъюнктивности психики [1].
18 Второй тезис революционных концептуальных изменений связан с первым. Классические теории психического развития считали, что формирование понятий происходят благодаря действиям ребенка. Современная психология развития показала, что задолго то того, как ребенок способен осуществлять манипуляции с объектами, перемещаться активно, он более когнитивно компетентен, чем представляли до сих пор. Восприятие и действие — неотъемлемые составляющие единой системы взаимодействия, управляемые общими законами. На основе собственных исследований и данных других авторов [24] в области раннего онтогенеза выдвинута гипотеза о возможности выделения двух функциональных субсистем в единой системе восприятия и действия: перцептивного контроля действия и опознания. Отличия в организации функционирования двух субсистем лежат в координатах взаимодействия с окружающим миром (аллоцентрическая–эгоцентрическая), типе кодирования и хранения информации (амодальное кодирование — модально-специфическое), степени осознанности (большая степень характерна для системы опознания) и особенности эффектов антиципации (пространственно-временное упреждение — избирательное ожидание). Обе субсистемы развиваются с момента рождения, однако субсистема перцептивного контроля достигает более зрелого уровня организации раньше субсистемы опознания.
19 Еще одним из важнейших аспектов революционных изменений в психологии развития, затрагивающих и когнитивное развитие, является проблема становления человека как субъекта. В отечественной психологии, с доминирующей в ней гиперсоциализацией, вся ответственность за психическое развитие ребенка возлагается на взрослого как уполномоченного социумом, без которого невозможно никакого развития высших психических функций. С точки зрения подобного гиперсоциализированного подхода ребенок остается объектом воздействия, а не субъектом. Наша точка зрения состоит в том, что ребенок с самого момента своего существования (с перинатального периода) наделен собственной индивидуальностью, которая складывается из уникальности профиля его структур и функций, которые, безусловно, включают универсальные, видовые, общечеловеческие составляющие, но и особенные, уникальные. Эта индивидуальная составляющая поведения ребенка (а сначала и плода) определяется не только уникальностью его генетических корней, но и уникальностью истории его развития, которая наряду с типичным вносит свои особенности в поведение, способности ребенка, становление его ментального мира.
20 Представление о возможности перехода в психологии развития к интегративным гипотезам о становлении человека как субъекта развития привело к формулировкам системно-субъектного подхода в психологии. Перспективность субъектного подхода означает стремление к целостному изучению человека, к переходу от психологии психических процессов к субъектной психологии, что требует значительных усилий и времени, поскольку эта задача чрезвычайной сложности. А.В. Брушлинский неоднократно подчеркивал сложность такой задачи.
21

СИСТЕМНО-СУБЪЕКТНЫЙ ПОДХОД В ПСИХОЛОГИИ
22 Объединение системного и субъектно-деятельностного подходов способствует расширению мерности (развитию многомерности) изучения психологии целостного человека [26]. Многие ключевые проблемы современной психологии имеют общие, близкие решения как в системно-эволюционном (и теории динамических систем), так и субъектно-деятельностном подходе. Это положение об имманентной динамике психического и динамике систем, единая, но качественно различная уровневая (стадиальная) организация человеческой психики, ее развития, идеи неразрывности биосоциальной природы человека: “внешнее через внутреннее”, саморазвитие, самоорганизация в процессе деятельности (принцип самодеятельности), целостный, интегративный характер субъекта, системной организации его психики. Подобная общность позволяет объединить имеющиеся подходы, что означает не просто соединение, а создание новой парадигмы, вносящей иные аспекты в изучение человека, которые в рамках объединяемых подходов оставались на периферии. Так, в системном подходе и его вариантах (системно-эволюционном, теории динамических систем) не остается места субъекту как активному и пристрастному “деятелю” собственного бытия, собственной деятельности, нет места интегративной индивидуальности, которая обеспечивает целостное поведение человека и его индивидуальные варианты адаптации к внешним условиям бытия. В субъектно-деятельностном подходе проблемой остается анализ внутренних условий самой деятельности, размытость внутренней психической организации, отсутствие представлений о структуре этой организации. Эти слабые стороны обоих подходов привели к необходимости их объединения, что дает, на наш взгляд, преимущества на пути целостного изучения человека.
23 Разработано представление об уровневых критериях субъектности, обосновано выделение уровней развития: от протоуровней до интегративной субъектности [26]. Проведен дифференцированный анализ структуры и функций субъекта и личности как двух неразрывных ипостасей психической организации. Выделены функции субъекта (когнитивная — понимание, регулятивная—– контроль поведения и коммуникативная — субъект-субъектные взаимодействия) и личности (когнитивная — смыслообразование, регулятивная — переживание, коммуникативная — избирательность взаимодействия).
24 На основе анализа с позиций системно-субъектного подхода разные точки зрения на субъекта и возможности его проявлений объединяются в более широкие ракурсы субъектности, которые могут быть описаны как субъект развития — субъект деятельности —субъект жизни. Предложена гипотеза о процессуальном характере психологической зрелости как согласованности субъектно-личностного функционирования [25, 26].
25 Положения системно-субъектного подхода были верифицированы в исследованиях сотрудников и аспирантов лаборатории (Г.А. Виленская, Н.И. Колесникова, Т.С. Микова, Н.С. Павлова).
26 В рамках системно-субъектного подхода разрабатывалась гипотеза о контроле поведения как регулятивной функции субъекта [29].
27

СУБЪЕКТНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ПОДХОД И ПСИХОЛОГИЯ ВОЗМОЖНОГО
28 Разрабатывая субъектно-аналитический подход к пониманию психологии человека, В.В. Знаков различает соответственно субъектную и аналитическую составляющие данного подхода. Субъектная составляющая включает три компонента: 1. Субъектность как совокупность внутренних условий развития понимания; 2. Гносеологические субъект-объектные основания психологии субъекта; 3. Способы преобразования субъекта, полагания себя. Аналитическая составляющая субъектно-аналитического подхода состоит из двух компонентов: 1. Раскрытие сущности аналитического метода научного исследования как рассмотрения отдельных сторон, свойств, составных частей предмета для суждения о целом; анализ (разделение действительности на три реальности) нужен, в конечном счете, для того, чтобы синтезировать части в целое, которым является Мир человека; 2. Анализ через синтез обеспечивает прогнозирование субъектом искомого и творческую порождающую природу мыслительной активности.
29 Обоснована целостная модель теоретических оснований психологии понимания субъектом многомерного мира человека. Мир человека состоит из трех реальностей — эмпирической, социокультурной и экзистенциальной. Теоретические основания психологии понимания представлены как сочетание единого и разнообразного: проанализированы сходные признаки понимания фактов, событий, ситуаций в каждой реальности и их различие, психологическое своеобразие. В отношении каждой из трех реальностей описаны традиции психологических исследований, способы, основания и типы понимания. Показано, что аналитическое разделение мира человека на эмпирическую, социокультурную и экзистенциальную реальности дает возможность психологам изучать не только общее, но и особенное в их понимании [11, 12].
30 Современные психологические исследования ориентированы не только на анализ действительного, но и на изучение возможного. Психология понимания человеком мира исследуется как такая интерпретация действительного, которая потенциально содержит в себе прогнозирование возможного [13, 14]. Как и психология понимания, психология возможного основывается на аналитическом различении в действительности эмпирической, социокультурной и экзистенциальной реальностей. Показано, что для понимания трех типов реальностей ключевыми являются категории “необходимое”, “правдоподобное”, “невозможное”, в соответствии с которыми анализируются познавательные тайны, постправда, экзистенциальные тайны, а также духовность человека, конкретное проявление которой в тот или иной момент жизни предсказать невозможно.
31 В целом же психология возможного “нацелена на выявление и научный анализ неочевидного — скрытых источников социальной активности, субъектности, а также непреднамеренных эффектов познавательных действий, которые могут послужить формированию нового понимания объекта познания” [13, с. 274].
32

КОНТРОЛЬ ПОВЕДЕНИЯ
33 Контроль поведения — это интегративная характеристика субъектной регуляции, психологический уровень регуляции поведения, опирающийся на индивидуальные ресурсы психики человека (Е.А. Сергиенко, В.А. Виленская, И.И. Ветрова, Н.С. Павлова). Он включает три компонента: когнитивный, эмоциональный и произвольный/волевой контроль. Обоснованы его отличия от других концепций саморегуляции, приведены эмпирические результаты, верифицирующие данное понятие: исследования контроля поведения в младенческом (Г.А. Виленская), дошкольном (Е.В. Вантеева, Г.А. Виленская) и подростковом возрасте (И.И. Ветрова), в трудных жизненных ситуациях (на примере беременности) (Ю.В. Ковалева, Н.С. Чистякова, О.А. Соколова) и при наличии травматического опыта (Т.С. Микова), изучение молекулярно-генетических предикторов контроля поведения при подготовке к родам (Н.В. Чистякова), исследование контроля поведения у людей с различной степенью регламентации профессиональной деятельности, при завершении профессиональной деятельности (Н.С. Павлова) [4; 5; 28; 29].
34

МОДЕЛЬ ПСИХИЧЕСКОГО
35 Рассматривая понимание как когнитивную функцию субъекта, мы аргументировали гипотезу о том, что ментальным механизмом понимания является модель психического (Theory of Mind) [30; 31] (Е.А. Сергиенко, Е.И. Лебедева, А.Ю. Уланова). Это способность понимать скрытые или проявленные психические состояния других людей и свои и строить предсказание и поведение на их основе (понимание эмоций, мыслей, намерений, желаний, обмана, юмора и т.п.). Данное понятие носит интегративный характер: оно возникло на пересечении различных парадигм (когнитивной, социального познания, субъектной парадигмы, психолингвистики, метакогнитивного подхода). Подход “Модель психического” позволяет перейти к анализу внутренней концептуалиции (внутреннего мира человека), анализу субъективного опыта, пониманию мира человеком в его индивидуальных и универсальных составляющих. Кроме того, данный подход демонстрирует переход к интегральным полям исследования. Модель психического как интегративное понятие также знаменует переход от матричного принципа в организации знаний человека к сетевому, системному, где понятия различных дисциплин (когнитивной психологии, социальной психологии, психолингвистики и других) составляют компоненты сети или системы понятий, позволяющий перейти на новый уровень исследований и анализа, что соответствует современным тенденциям психологического знания. Пионерские работы в данном направлении были проведены в лаборатории психологии развития в рамках диссертационных исследований под руководством Е.А. Сергиенко (понимание обмана, А.С. Герасимова; развитие модели психического при типичном и атипичном развитии, Е.И. Лебедева; развитие понимания эмоций, О.А. Прусакова; модель психического у детей-сирот, А.В. Найденова; модель психического как ментальный механизм понимания социальных воздействий на примере телевизионной рекламы, Н.Н. Таланова; модель психического как основа понимания при коммуникации, А.Ю. Уланова; развитие модели психического во взрослом возрасте, Н.И. Колесникова; специфика модели психического у пожилых людей, А.И. Мелехин [30; 31].
36 В последние годы аргументируется гипотеза, согласно которой субъективная возрастная идентичность (субъективный возраст человека) играет регулирующую роль, отражая возможности субъекта справляться с жизненными задачами. Обобщаются исследования проведенные на людях 20–90 лет, выполненные в рамках разных исследований Е.А. Сергиенко и еe учеников, демонстрирующие лабильность субъективного возраста и его соотношения с оценками качества жизни, здоровья, контролем поведения, защитным поведением. Показано, что существуют индивидуальные варианты возрастного самовосприятия, которые выступают внутренним психологическим регулятором жизнедеятельности человека.
37 Самовосприятие и восприятие Другого анализируется в лаборатории в контексте проведения теоретико-эмпирического исследования  особенностей процесса восприятия лиц в фило- и онтогенезе, перцепции относительно стабильных (пола, возраста, состояния здоровья) и вариативных (эмоционального состояния) характеристик лиц (Е.А. Никитина). Исследуется роль внешней привлекательности моделей при восприятии их личностных черт по фотоизображениям, а также связь экспертной оценки и самооценки привлекательности лиц, самопрезентации в социальных сетях и психологических характеристик респондентов [47].
38

ПОСТТРАВМАТИЧЕСКИЙ СТРЕСС И ЕГО ИССЛЕДОВАНИЕ В ИСТОРИИ ИНСТИТУТА ПСИХОЛОГИИ РАН
39 Уже более четверти века проблема посттравматического стресса является одной из актуальных тем, разрабатываемых в Институте психологии РАН. Исследование психологических последствий воздействия на человека природных, техногенных, социально-политических и криминальных чрезвычайных ситуаций относится к числу остро актуальных и общественно значимых в современной психологии. Пребывание человека в таких ситуациях зачастую вызывает у людей переживания травматического (способного нанести психическую травму) и посттравматического стресса, которые могут приводить к разным формам психической дезадаптации, включая посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР).
40 C 1992 г. в Институте психологии РАН впервые в России проводилось комплексное психологическое и психофизиологическое исследование особенностей посттравматического стресса. Благодаря инициативе Н.В. Тарабриной и усилиям группы научных сотрудников (Е.О. Лазебная, М.Е. Зеленова, Е.А. Миско, З.Г. Химчян, Е.Г. Удачина, Е.С. Калмыкова, В.А. Агарков и др.) был выполнен целый ряд исследований, которые начинались в рамках совместного проекта с психофизиологической лабораторией Гарвардского университета (США, руководитель — профессор Р. Питмен) и поддерживались грантами: National Institute of Health Fogarty International Center, CEU, РГНФ и РФФИ. Наличие этих грантов позволило выполнить большой объем экспериментальных исследований. Для целей исследования был переведен и адаптирован комплекс клинико-психологических методик, направленных на определение уровня признаков посттравматического стресса, разрабатывались оригинальные методики. Исследование проводилось и с помощью психофизиологических методик. Были обследованы участники боевых действий в Афганистане [9] и в Чеченской республике [39], ликвидаторы аварии на ЧАЭС, пожарные, спасатели, беженцы, студенты, соматоформные и онкологические больные. Впервые в отечественной и мировой практике проведено кросскультурное сравнение психологических и психофизиологических характеристик посттравматических состояний у участников боевых действий в Афганистане с данными, полученными в психофизиологической лаборатории Harvard Medical School при изучении ветеранов войны во Вьетнаме. Также впервые проводилось сопоставление психологических особенностей посттравматических состояний, вызванных переживанием травматического стресса разной этиологии: военного (событийного) стресса и “невидимого” стресса радиационной опасности. Выполнено психологическое исследование диссоциативности как одного из психологических механизмов совладания с травматическим стрессом и его последствиями. Проведен аналитический обзор психотерапевтических методов в целях выявления наиболее оптимальных психокоррекционных методов для работы с людьми, пережившими травматический стресс. Изучался посттравматический стресс у детей, переживших насилие. Выполнено исследование взаимосвязи типа ранней привязанности с усвоенными способами переработки субъектом травматического опыта; проводилось теоретико-эмпирическое изучение стилевых и личностных характеристик в контексте исследования психологического дистресса; исследовались индивидуальные особенности функциональной асимметрии полушарий мозга и их связь с личностными характеристиками, влияющими на развитие посттравматических состояний; изучалась роль механизмов психической защиты в формировании посттравматических стрессовых состояний; исследованы особенности базисных убеждений у лиц, переживших травматический стресс. Выполнен цикл работ по определению и анализу взаимосвязей предшествующих (на протяжении жизни) психотравм в этиологии и формировании посттравматического стресса. Одним из аспектов этих работ, которые проводились по нескольким направлениям, было включение в методическую часть каждого из них методики, направленной на выявление травматических ситуаций, имевших место на протяжении всей жизни индивида. Одним из направлений в этой тематике является изучение психологических последствий стресса у онкологических больных. Показано, что количество предшествующих жизненных стрессов у женщин с раком молочной железы и интенсивности их влияния на жизнь взаимосвязаны с интенсивностью посттравматических реакций, возникающих в ответ на диагностирование онкологического заболевания.
41 Особое внимание уделялось адаптации методов измерения признаков ПТС, изучению генеза психосоматических расстройств у участников событий чернобыльской катастрофы (ликвидаторов), анализу посттравматических состояний в группах риска (в условиях экстремальных видов профессиональной деятельности) и др. [32]. Исследования показали, что картина признаков ПТС, а также симптомов ПТСР различается в зависимости “от смыслового содержания травматических событий, социально-психологического контекста, в котором эти события происходят и индивидуальных особенностей человека” [32, с. 16].
42 Основываясь на достижениях отечественной клинической психологии и используя синдромально-психологический подход к исследованию ПТСР, Н.В. Тарабрина предложила рассматривать посттравматический стресс “в качестве симптомокомплекса, характеристики которого отражают, прежде всего, нарушение целостности личности в результате психотравмирующего воздействия стрессоров высокой интенсивности” [34, с. 21]. Такой подход позволил изучать психологическую картину ПТСР и исследовать людей с разным уровнем посттравматического стресса, среди которых только у людей с высоким уровнем ПТС можно диагностировать признаки ПТСР. Теоретико-эмпирическое обоснование нового научного направления в медицинской психологии — психологии посттравматического стресса — дало возможность определить место психологии ПТС в научном дискурсе отечественной психологии, сформулировать его предмет, подтвердить необходимость его изучения на основе биопсихосоциального подхода, привести доводы в пользу применения термина “посттравматический стресс”, использовать интегративный подход к его изучению [33].
43 В качестве предмета психологии ПТС стал рассматриваться симптомокомплекс характеристик: тревожность, эмоциональная нестабильность, депрессивность, базисные убеждения и психопатологические признаки, которые устойчиво проявляют себя у уязвимой части населения, подвергшейся воздействию стрессоров высокой интенсивности.
44 Развитие теоретических представлений о посттравматическом стрессе на современном этапе исследования связано с изучением феномена межпоколенческого травматизма, террористической и военной угрозы, установлением содержательных связей между посттравматическим стрессом, психологической безопасностью и психологическим благополучием, анализом психологических последствий влияния на человека таких стрессоров, как утрата близкого человека, угрожающее жизни заболевание, эмоциональное насилие, оскорбление, а также с разработкой проблемы совладания с последствиями психотравматизации (копинг-стратегии, социальная поддержка, регуляция эмоций, компенсация и др.) [35; 37–39; 44; 45].
45 В качестве социально значимой темы исследования необходимо выделить проблему изучения специфики психологического воздействия на человека невидимых информационных угроз (террористической и вирусной угрозы) и их последствий (Ю.В. Быховец, Н.Н. Казымова). Данные стрессоры рассматриваются с точки зрения психологии ПТС, т.е. как имеющие психотравмирующее влияние на широкие слои населения, которые не всегда воспринимают данные виды опасности посредством органов чувств, но через различные средства коммуникации (СМИ, слухи, беседы и пр.). Выделяются как общие, так и специфические признаки информационных угроз. К общим характеристикам невидимых угроз относятся неопределенность ситуации, пролонгированный характер воздействия, влияние информационных источников на психологическое состояние населения, то, что переживание угрозы жизни относится к будущему человека. Специфическими признаками террористической угрозы являются сложность прогнозирования теракта (невозможно предсказать время, место и тип теракта). Показано, что интенсивное переживание террористической угрозы сопоставимо по своей травматичности для психики человека с воздействиями других типов стрессоров (травматических событий и стресса “невидимой” травмы) [2; 46; 48]. Анализ данных, полученных сотрудниками лаборатории в разные годы, позволил выявить временную динамику переживания угрозы терактов у населения: тенденцию к снижению интенсивности этих переживаний за последние 10–15 лет.
46 Специфичным для переживания вирусной угрозы (COVID-19) является многофакторность воздействия, тотальность распространения и возможность предупреждения заражения. Сотрудниками лаборатории создается новая версия разработанного ранее Опросника переживания террористической угрозы (ОПТУ). Для изучения переживания вирусной угрозы (COVID-19) сконструирован опросник переживания вирусной угрозы (ОПВУ). Начатое в 2020 году исследование выявило роль СМИ в детерминации многочисленных психологических переживаний, которые проявляют себя по-разному среди разных групп населения при воздействии вирусной угрозы и требуют изучения преморбидности их психопатологической симптоматики.
47 Актуальной для современной науки и практики стала проблема интенсивности и длительности переживания острого и посттравматического стресса в семьях, имеющих детей с тяжелыми физическими и психическими заболеваниями [6; 42], психологических последствий воздействия стрессора “угрожающее жизни заболевание” (М.В. Дан, Д.А. Никитина) [15; 43]. В частности показано, что отсутствие достаточных внешних (профессиональная социальная поддержка) и внутренних (личностная зрелость, интеграция идентичности и др.) ресурсов существенно снижает показатели психологического благополучия личности. Контроль переменной “возраст” позволил понять, что ухудшение эмоционального состояния в среднем возрасте связано с избеганием социальных контактов, снижением уровня общительности. В старшем возрасте развитию тяжелых психологических последствий способствуют низкое самоуважение и наличие проблем в регуляции эмоционального состояния [15].
48 Способность субъекта противостоять воздействию экстремальных факторов реализуется разными способами, в том числе благодаря различным стратегиям регуляции эмоций (М.А. Падун) [17]. В работах сотрудников лаборатории отмечается, что такие стратегии регуляции эмоций, как когнитивная переоценка, катастрофизация и руминации, наряду с представлениями о негативном прошлом, частично опосредуют связь нейротизма и выраженности негативного аффекта. Стратегия позитивной переоценки и представление о будущем частично опосредуют связь между нейротизмом и позитивным аффектом; вклад экстраверсии в показатели позитивного аффекта также частично опосредуется позитивной переоценкой [18].
49 Малоизученной темой является анализ трудных жизненных ситуаций, которые не включены в перечень экстремальных событий, но способны индуцировать посттравматический стресс (Е.Н. Дымова). Такой ситуацией является служба по призыву, характеризующаяся высоким уровнем требований к военнослужащим, строгой регламентацией ролей, отсутствием возможности обращения за помощью к близким родственникам. По сравнению с гражданскими лицами в группе военнослужащих по призыву выявлен более высокий уровень ПТС, связанный с травматическими событиями прошлого, и комплекс психопатологических симптомов, а также более низкий уровень показателей психологического благополучия [7; 8]. Кроме анализа условий, способствующих актуализации признаков психической травмы, изучение психологических последствий воздействия интенсивных стрессоров значительной давности также является одним из приоритетных направлений исследования. Проведен анализ феномена коллективной травмы, вызванного событиями Великой Отечественной войны. Детально описана система стрессоров и обоснована специфика обращения к социальной поддержке в этот период жизни общества.
50

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ РЕСУРСЫ РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕКА В ОНТО- И СУБЪЕКТОГЕНЕЗЕ
51 Традиционным для исследований, проводимых в лаборатории, остается вопрос, касающийся изучения средовых и личностных ресурсов, способствующих поступательному психическому развитию человека на разных этапах онтогенеза при благоприятных условиях жизни, а также совладанию с последствиями психотравматизации при нарушении привычного образа и ритма жизни. Детально исследованы компенсаторные механизмы (Н.Е. Харламенкова), личностная зрелость (М.В. Дан), факторы психологической безопасности и социальная поддержка (Е.Н. Дымова), регуляция эмоций (М.А. Падун), психологическое благополучие и жизнеспособность (Н.Н. Казымова), особые стили детско-родительских отношений.
52 Результаты исследований показывают, что ресурсом для компенсации недостаточного уровня контроля поведения у детей с нормативным развитием речи может являться вербальный интеллект, а у детей с нарушениями речи — невербальный интеллект (Г.А. Виленская, Е.И. Лебедева).
53 Богатая фактология получена при исследовании регулятивных способностей личности. Показано, что стратегии регуляции эмоций опосредуют взаимосвязь между нейротизмом и признаками депрессии, а также связаны с разной степенью созависимости людей, находящихся в отношениях и проживающих на одной территории с потребителями психоактивных веществ: преувеличение вероятности плохого исхода ситуации (катастрофизация) и склонность к мыслительной фиксации на негативных событиях и собственных чувствах (руминации) усиливают выраженность состояния созависимости, тогда как стратегия позитивной перефокусировки (отвлечение), возможность пересмотреть отношение к ситуации, наоборот, препятствуют развитию созависимости (М.А. Падун, А.А. Бердичевский).
54 Способность личности обращаться за социальной поддержкой обладает регулятивным потенциалом. Объективное или субъективное ограничение такого ресурса препятствует развитию навыков общения, снижает уровень психологического благополучия. Процессы социальной коммуникации основываются и на способности к восприятию лиц с первых дней жизни, которая развивается гетерохронно и тесно связана с возрастными задачами (Е.А. Никитина).
55 Одним из важных ресурсов в совладании с последствиями заболевания, угрожающего жизни, является стремление человека к автономии. Данная потребность способствует выходу личности за пределы психотравмирующего события, которое нередко ведет к вынужденной зависимости, переживанию беспомощности и уязвимости. В качестве ресурса стремление к автономии выступает при ее умеренно выраженных значениях, что способствует проявлению субъектом избирательности к предлагаемым вариантам социальной поддержки, социальной смелости, инициативности, поддержанию человеком оптимизма и веры в собственные силы (Д.А. Никитина).
56 Показатели психологического благополучия и качества жизни тесно связаны с отношением субъекта ко времени (временна́я перспектива и субъективный возраст). Показано, что в период поздней взрослости наблюдаются разные варианты благополучного старения, что обеспечивается опорой на внутренние ресурсы личности и способствует реализации основных компонентов позитивного функционирования, ощущению счастья, удовлетворенности собой и собственной жизнью (Е.А. Сергиенко, Н.С. Павлова).
57

НАУЧНЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ СОТРУДНИКОВ ЛАБОРАТОРИИ
58 Лаборатории психологии развития и психологии посттравматического стресса в составе лаборатории психологии развития субъекта в нормальных и посттравматических состояниях проводили международные и всероссийские конференции, посвященные памяти А.В. Брушлинского, Л.И. Анцыферовой; сотрудники принимали активное участие во всех конференциях Института психологии. В 2007 г. силами сотрудников лаборатории психологии развития была организована первая международная конференция молодых ученых “Психология — наука будущего”; в последующем конференции стали проводиться один раз в два года (на сегодняшний день проведено восемь конференций). По результатам работы издано 10 сборников трудов молодых ученых. Всего за последние 20 лет силами сотрудников лаборатории (прежде всего, лаборатории психологии развития) было организовано 13 конференций, а за последние 5 лет сотрудниками объединенной лаборатории сделано около 150 докладов на международных и российских конференциях.
59 С начала ХХI века под руководством сотрудников лаборатории (В.В. Знакова, Е.А. Сергиенко, Н.В. Тарабриной, Н.Е. Харламенковой, М.А. Падун, Е.С. Калмыковой) было защищено 46 кандидатских и две докторские диссертации.
60 Все представленные направления теоретико-эмпирических исследований отличаются новизной и задают перспективы в психологии развития субъекта и психологии посттравматического стресса. Оригинальность научных разработок состоит в понимании человека как субъекта, в определенной мере конструирующего свой мир и использующего разные стратегии для познания эмпирической, социокультурной и экзистенциальной реальностей (В.В. Знаков). Оригинальность исследований, проведенных сотрудниками лаборатории, нашла отражение в каждой НИР, и в обобщенном виде касается проблемы расширения индивидуального и коллективного опыта, осознания своих возможностей в пределах мыслимых, а часто и немыслимых планов, целей, желаний для достижения психологического благополучия и позитивного восприятия Другого, психического развития индивидуальных и коллективных жизненных потенциалов.
61 Комплексный анализ результатов исследований, проведенных в лаборатории, и их обобщение позволили обосновать гипотезу о вариативности выборов субъекта в различных жизненных ситуациях и идею об индивидуальном своеобразии внутренних ресурсов человека (например, контроля поведения как психологического уровня саморегуляции, типов понимания мира, стратегий и уровней реагирования на травматическое событие, профиля совладания с посттравматическим стрессом и др.), определяемых совокупностью факторов, и прежде всего возрастными особенностями человека, темпом развития, давностью произошедших в его жизни стрессовых событий и др. Актуальной темой исследования остается анализ психологических последствий психотравматизации личности, вызванной воздействием стрессоров высокой интенсивности.

References

1. Brushlinskij A.V. Psihologiya sub"ekta i ego deyatel'nosti. Sovremennaya psihologiya. Spravochnoe rukovodstvo. Ed. V.N. Druzhinin. Moscow: Infra-M., 1999. P. 330–346. (In Russian).

2. Byhovec YU.V., Kazymova N.N. Sovremennye otechestvennye issledovaniya psihologicheskih faktorov perezhivaniya terroristicheskoj ugrozy. Psikhologicheskii zhurnal. 2019. V. 40. № 3. P. 22–30. (In Russian).

3. Byhovec Yu.V., Tarabrina N.V. Psihologicheskaya ocenka perezhivaniya terroristicheskoj ugrozy. Rukovodstvo. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2010. (In Russian).

4. Vetrova I.I. Sootnoshenie raznourovnevyh mekhanizmov regulyacii povedeniya v rannem yunosheskom vozraste. Psikhologiya — nauka budushchego: Materialy VI Mezhdunarodnoj konferencii molodyh uchenyh “Psihologiya — nauka budushchego”. 19–20 noyabrya 2015 goda, Moskva. Eds. A.L. Zhuravlev, E.A. Sergienko. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2015. P. 99–102. (In Russian).

5. Vilenskaya G.A. Emocional'naya regulyaciya: faktory ee razvitiya i svyazannye s nej vidy povedeniya. Psikhologicheskii zhurnal. 2020. V. 41. № 5. P. 63–76. (In Russian).

6. Dan M.V. Psihologicheskie posledstviya vozdejstviya stressora “tyazheloe zabolevanie rebenka” u materej s raznym urovnem lichnostnoj zrelosti: Avtoref. dis. … kand. psihol. nauk. Moscow, 2021. (In Russian).

7. Dymova E.N. Posttravmaticheskij stress i predstavleniya o psihologicheskoj bezopasnosti u voennosluzhashchih po prizyvu i grazhdanskih lic. Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Pedagogika. Psihologiya. Sociokinetika. 2018. №1. (In Russian).

8. Dymova E.N. Uroven' posttravmaticheskogo stressa v trudnoj zhiznennoj situacii. Mir Nauki. Pedagogika i psihologiya. 2019 № 4. https://mir-nauki.com/PDF/13PSMN419.pdf (In Russian).

9. Zelenova M.E., Lazebnaya E.O., Tarabrina N.V. Psihologicheskie osobennosti posttravmaticheskih stressovyh sostoyanij u uchastnikov vojny v Afganistane. Psikhologicheskii zhurnal. 1997. V. 18. № 2. P. 34–49. (In Russian).

10. Znakov V.V. Teoreticheskie osnovaniya psihologii ponimaniya mnogomernogo mira cheloveka. Voprosy psihologii. 2014. № 4. P. 16–29. (In Russian).

11. Znakov V.V. Psihologiya ponimaniya mira cheloveka. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2016. (In Russian).

12. Znakov V.V. Sovremennoe razvitie psihologii sub"ekta: sub"ektno-analiticheskij podhod. Princip razvitiya v sovremennoj psihologii. Eds. A.L. Zhuravlev, E.A. Sergienko. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2016. P. 52–83. (In Russian).

13. Znakov V.V. Psihologiya vozmozhnogo: Novoe napravlenie issledovanij ponimaniya. 2-e izd., ispr. i dop. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2021. (In Russian).

14. Znakov V.V. Ponimanie nemyslimogo. Voprosy psihologii. 2021. V. 67. № 1. P. 3–14. (In Russian).

15. Nikitina D.A. Posttravmaticheskij stress u lyudej raznogo vozrasta s ugrozhayushchim zhizni zabolevaniem: Avtoref. dis. … kand. psihol. nauk. Moscow, 2021. (In Russian).

16. Nikitina E.A. Sovremennye issledovaniya mudrosti: sostoyanie i perspektivy. Psikhologicheskii zhurnal. 2021. V. 42 (2). P. 28–37. (In Russian).

17. Padun M.A. Regulyaciya emocij i psihologicheskoe blagopoluchie: individual'nye, mezhlichnostnye i sociokul'turnye faktory. Psikhologicheskii zhurnal. 2019. V. 40. № 3. P. 31–43. (In Russian).

18. Padun M.A., Gagarina M.A., Zelyanina A.N. Oposreduyushchaya rol' regulyacii emocij i vremennoj perspektivy vo vzaimosvyazi mezhdu temperamental'nymi chertami i emocional'nymi sostoyaniyami. Eksperimental'naya psihologiya. 2020. V. 13. № 4. P. 36–51. (In Russian).

19. Psihologicheskie problemy sovremennogo rossijskogo obshchestva. Eds. A.L. Zhuravlev, E.A.Sergienko. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2012. (In Russian).

20. Psihologicheskie issledovaniya problem sovremennogo rossijskogo obshchestva. Eds. A.L.Zhuravlev, E.A.Sergienko. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2013. (In Russian).

21. Psihologiya cheloveka i obshchestva: nauchno-prakticheskie issledovaniya. Eds. A.L. Zhuravlev, E.A. Sergienko, N.V. Tarabrina. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2014. (In Russian).

22. Princip razvitiya v sovremennoj psihologii. Eds. A.L. Zhuravlev, E.A. Sergienko. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2016. (In Russian).

23. Sergienko E.A. Anticipaciya v rannem ontogeneze cheloveka. Moscow: Nauka, 1992. (In Russian).

24. Sergienko E.A. Rannee kognitivnoe razvitie: novyj vzglyad. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2006. (In Russian).

25. Sergienko E.A. Zrelost': molyarnyj ili modulyarnyj podhod?. Fenomen i kategoriya zrelosti v psihologii. Eds. A.L. Zhuravlev, E.A. Sergienko. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”. 2007. P. 12–32. (In Russian).

26. Sergienko E.A. Psihicheskoe razvitie s pozicij sistemno-sub"ektnogo podhoda. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2021.

27. Sergienko E.A., Vetrova I.I. Russkoyazychnaya adaptaciya testa Dzh. Mejera, P. Seloveya, D. Karuzo “Emocional'nyj intellekt” (MSCEIT V2.0). Metodicheskoe posobie. Moscow: Smysl, 2017. (In Russian).

28. Sergienko E.A., Vilenskaya G.A., Kovaleva Yu.V. Kontrol' povedeniya kak sub"ektnaya regulyaciya. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2010. (In Russian).

29. Sergienko E.A. Vilenskaya G.A. Kontrol' povedeniya – integrativnoe ponyatie psihicheskoj regulyacii. Razrabotka ponyatij v sovremennoj psihologii. Eds. A.L. Zhuravlev, E.A. Sergienko. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2018. P. 343–378. (In Russian).

30. Sergienko E.A., Lebedeva E.I., Prusakova O.A. Model' psihicheskogo v ontogeneze cheloveka. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2009. (In Russian).

31. Sergienko E.A., Ulanova A.Yu., Lebedeva E.I. Model' psihicheskogo: struktura i dinamika. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2020. (In Russian).

32. Tarabrina N.V. Osnovnye itogi i perspektivnye napravleniya issledovanij posttravmaticheskogo stressa. Psikhologicheskii zhurnal. 2003. V. 24. № 4. P. 5–19. (In Russian).

33. Tarabrina N.V. Psihologiya posttravmaticheskogo stressa. Teoriya i praktika. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2009. (In Russian).

34. Tarabrina N.V. Psihologicheskie posledstviya vozdejstviya stressorov vysokoj intensivnosti: posttravmaticheskij stress. Psikhologicheskii zhurnal. 2012. V. 33. № 6. P. 20–33. (In Russian).

35. Tarabrina N.V., Vorona O.A., Kurchakova M.S., Padun M.A, Shatalova N.E. Onkopsihologiya: posttravmaticheskij stress u bol'nyh rakom molochnoj zhelezy. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2010. (In Russian).

36. Tarabrina N.V., Lazebnaya E.O., Zelenova M.E., Lasko N.B., Orr S.F., Pitman R.K. Psihofiziologicheskaya reaktivnost' u likvidatorov avarii na CHAES. Psikhologicheskii zhurnal. 1996. V. 17. № 2. P. 30–45. (In Russian).

37. Tarabrina N.V., Majn N.V. Mezhpokolencheskaya psihotravmatizaciya usynovitelej i kachestvo priemnoj sem'i. Problema sirotstva v sovremennoj Rossii: Psihologicheskij aspekt. Eds.. A.V. Mahnach, A.M. Prihozhan, N.N. Tolstyh. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2015 (Fundamental'naya psihologiya — praktike). P. 517–545. (In Russian).

38. Tarabrina N.V., Harlamenkova N.E., Padun M.A., Hazhuev I.S., Kazymova N.N., Byhovec Yu.V., Dan M.V. Intensivnyj stress v kontekste psihologicheskoj bezopasnosti. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2017. (In Russian).

39. Tarabrina N.V., Hazhuev I.S. Posttravmaticheskij stress i zashchitno-sovladayushchee povedenie u naseleniya, prozhivayushchego v usloviyah dlitel'noj chrezvychajnoj situacii. Eksperimental'naya psihologiya. 2015. V. 8. № 3. P. 215–226. (In Russian).

40. Harlamenkova N.E. Metod analiza edinichnogo sluchaya: istoriya voprosa i perspektivy razrabotki v psihologii. Novye tendencii i perspektivy psihologicheskoj nauki. Eds. A.L. Zhuravlev, A.V. Yurevich. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2019. P. 485–509. (In Russian).

41. Harlamenkova N.E. Ob"yasnenie i psihologicheskoe znanie. Psihologicheskoe znanie: vidy, istochniki, puti postroeniya. Eds. A.L. Zhuravlev, A.V. Yurevich. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2021. P. 69–91. doi: 10.38098/thry_21_0434_004 (In Russian).

42. Harlamenkova N.E., Dan M.V., Kazymova N.N., Shatalova N.E. Dinamika urovnya stressa i izmenenie predstavlenij o bolezni u podrostkov s opuholyami oporno-dvigatel'nogo apparata i ih materej. Mir nauki. Pedagogika i psihologiya. 2019. V. 7. № 4. https://mir-nauki.com/PDF/02PSMN419.pdf (In Russian).

43. Harlamenkova N.E., Zajcev O.S., Nikitina D.A., Kormilicyna A.N. Emocional'no-lichnostnye osobennosti pacientov s diagnozom meningioma pri vyrazhennom posttravmaticheskom stresse [Elektronnyj resurs]. Klinicheskaya i special'naya psihologiya. 2018. V. 7. № 4. P. 150–167. doi: 10.17759/psycljn.2018070409 (In Russian).

44. Harlamenkova N.E., Tarabrina N.V., Byhovec YU.V., Vorona O.A., Kazymova N.N., Dymova E.N., Shatalova N.E. Psihologicheskaya bezopasnost' lichnosti: implicitnaya i eksplicitnaya koncepcii. Moscow: Izd-vo “Institut psihologii RAN”, 2017. (In Russian).

45. Shatalova N.E. Vospriyatie bolezni podrostkami s opuholyami oporno-dvigatel'nogo apparata. Lichnostnye i situacionnye determinanty povedeniya i deyatel'nosti cheloveka. Materialy Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii. Doneck, 2020. P. 208–212. (In Russian).

46. Kazymova N.N., Bykhovets J.V., Tarabrina N.V. Psychological Resources of Resilience to Terrorist Threat. Emotion, Well-Being, and Resilience. Theoretical Perspectives and Practical Applications. Eds. R.K. Pradhan, U. Kumar. Apple Academic Press, 2020. P. 409–424.

47. Nikitina E. Is Selfie Behavior Related to Psychological Well-being?. Psychology in Russia: State of the Art. 2021. V. 14(3). P. 22–33. DOI: 10.11621/pir.2021.0202.

48. Tarabrina N.V., Bykhovets Yu.V. Experience of terrorist threat among urban populations in Russia: PTSD and resilience. The Routledge International Handbook of Psychosocial Resilience. Ed. Updesh Kumar. Routledge Taylor&Francis Croup, London and New York, 2017. P. 271–285.

Comments

No posts found

Write a review
Translate