Везде
Подвиг и героизм как культурно-исторические феномены и их значение для психологической науки
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Подвиг и героизм как культурно-исторические феномены и их значение для психологической науки
Аннотация
Код статьи
S020595920019416-3-1
DOI
10.31857/S020595920019416-3
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Войтенко Т. П. 
Должность: доцент, заместитель директора
Аффилиация: ГАОУ ДПО “Калужский государственный институт развития образования”
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Том 43 № 2
Страницы
30-40
Аннотация

Целью работы является выявление различия и сходства феноменов подвига и героизма. Показывается связь феноменов с двумя разными культурами — западноевропейской и русской (православной), что обусловило их отличия на социальном и индивидуально-психологическом уровнях. Автор акцентирует внимание на феномене подвига, раскрывая его как важнейшее условие героизма. Выдвигается гипотеза о психологической сущности подвига как сдвиге в мотивационно-потребностной сфере. Отмечается, что в свете православной культурной традиции такой сдвиг выступает в формате заданности (нормы) психического онтогенеза.

Ключевые слова
героизм, подвиг, подвижничество, сдвиг в мотивационно-потребностной сфере, субъект свободы и ответственности
Классификатор
Получено
07.07.2020
Дата публикации
11.05.2022
Всего подписок
11
Всего просмотров
960
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1

Подвигу народа
2

в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.
3

посвящается
4 Феномены подвига и героизма с древнейших времен являлись высшими ценностями, формируя мировоззрение подрастающего поколения, определяя — во многом — историю народов и судьбы людей. В последние десятилетия стала происходить утрата ценностного отношения к данным феноменам. Это негативное явление имеет место во всех государствах, но особенно болезненно оно ощущается в нашей стране, с ее уникальной героической историей.
5 Обсуждаемые феномены давно являются предметом специальной рефлексии. Особенно активно исследуется феномен героизма. Его осмыслению посвящены труды выдающихся философов прошлого — Дж. Бруно, Т. Карлейля, Дж. Вико, Г. Гегеля и др. — а также многих современных отечественных и зарубежных ученых. С конца ХХ века отмечается оживление научных дискуссий, затрагивающих не только академическую науку, но и сферу практических действий, ставящую своей задачей формирование у подрастающего поколения готовности к героическим поступкам. В начале XXI века стала оформляться сфера междисциплинарных исследований — “Наука о героизме” (HeroismScience), основателями которой считаются американские психологи З. Франко, Ф. Зимбардо, К. Блау, предложившие систему ее базовых понятий[30] и разработавшие специальную программу обучения героизму [31], находящую немало последователей в разных странах, в том числе — и в России.
6 Феномен подвига предметом научной рефлексии является заметно реже; при этомпонятие “подвиг” часто не различается с понятием “героический поступок”.
7 Феномены подвига и героизма, действительно, достаточно близки — но вовсе не тождественны. Различие легче всего обнаруживается в их культурных истоках. Зарождение и эволюция феномена героизма связаны с культурным пространством Западной Европы. Феномен подвига обладает особенной значимостью в русском культурном пространстве. Слово“героизм” для русской культуры является иностранным, слово “подвиг” — напротив — считается национально-специфическим. Именно о национально-исторической специфичности понятия “подвиг” говорит Д.С. Лихачев в работе “Заметки о русском”, замечая, что к словам, заимствованным другими языками из русского, «следовало бы добавить еще одно слово — непереводимое, многозначительное русское слово “подвиг”»[17, c.10].
8 На наш взгляд, недостаточное различение феноменов подвига и героизма является серьезным препятствием к преодолению проблемы их обесценивания и формированию готовности к геройским поступкам у подрастающего поколения.
9 Цель работы: выявить различие и сходство феноменов подвига и героизма,актуализировать значимость теоретического осмысления этих феноменов для психологической науки ипривлечь к ним внимание отечественных ученых.
10 Для достижения данной цели видится необходимым рассмотреть обсуждаемые феномены в культурно-исторической ретроспективе, а также — на индивидуально-психологическом уровне.
11

ПОДВИГ И ГЕРОИЗМ КАК КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ
12 Отмечается большая изменчивость содержания понятий “подвиг” и “героизм” в культурно-историческом плане. Каждая новая эпоха вносила в них свои смысловые акценты. Следуя хронологической последовательности, рассмотрим вначале феномен героизма.
13 Историческая динамика феномена героизма. Первые герои и культ их почитания появились в период античности, в VIII–VIIвв. до н.э. Как отмечает Т. Карлейль, почитание героев –это “великий отличительный признак в системах древней мысли” [10, c. 17].
14 Согласно поэме Гесиода “Труды и дни” [Цит. по:15, с. 88], первоначально для древних греков героями были духи умерших, которые, по их верованиям, влияли на жизнь живых. Поэтому культ героев был связан с могилами, на которых приносились жертвы. Позднее героями стали считаться полубоги — мифологические существа, выступающие посредниками между людьми и богами Олимпа. Гесиод впервые назвал полубогов героями; впоследствии многие античные авторы Древней Греции и Древнего Рима посвящали героям-полубогам свои поэмы.Герои, обладавшие сверхъестественной силой, выступали защитниками людей, основателями городов и государств. Таким образом, феномен героизма изначально имел исключительное социальное значение. Античный культ героя освящал отвагу, сформировав в качестве архетипического образа героя — героя-воина.
15 В ранние и средние века в качестве героев стали выступать реальные исторические личности. Идея сверхъестественной природы героизма сохранялась, раскрываясь в представлении о том, что герой — это “человек, вдохновленный Богом” [10, с. 47]. Социальное значение героизма стало видеться в его консолидирующей функции, способности героя объединять вокруг себя людей. Для этого герой должен был обладать не только отвагой, но и проницательным умом. Стремление героической личности к познанию истины раскрывается в работе Дж. Бруно “О героическом энтузиазме”[3].
16 Эпоха Просвещения упрочила значение интеллектуальных качеств героя. Социальное измерение феномена героизма стало связываться со способностью героя не просто объединять вокруг себя людей, но — вести их за собой. Тип героя-вождя занимает центральное место в книге Т. Карлейля “Герои, почитание героев и героическое в истории”, вышедшей в свет в 1841 году и знаменующей собой оформление теоретической модели героя как “великого человека”. По мысли философа, такой человек “научает людей своему образу мышления, бросает отражение своего лика на целые периоды мировой истории” [10, с. 39].
17 Герой-вождь завершает плеяду героических типов у Т. Карлейля. Еще с середины XVIIIвека в Западной Европе стало складываться представление об исторической природегероизма. Дж. Вико рассматривал героизм как феномен лишь определенного этапа в развитии человечества — так называемого “века героев”, предшествующего “веку людей”. В “век людей” функцию консолидации общества выполняет государство,“героизм … по самой природе гражданственности невозможен…И хотя героя… народы жаждут, философы изучают, поэты воображают, но гражданская природа... не знает такого рода благодеяний” [5,с. 295].
18 На волне сожаления об уходе в прошлое “века героев”феномен героизма стал превращаться в сконструированное явление. Эта тенденция зародилась еще в эпоху Просвещения, идеализировавшую героев-вождей. Называя героев “общественными сановниками”, Т. Карлейль замечал, что они “точно банковские билеты, представляют золото, но, увы, среди них всегда находится немало поддельных…”[10, с. 18]. По мнению Й. Хёйзинга, немалую роль в превращении героизма в сконструированное явление, сыграла популяризация идей Ф. Ницше среди широких народных масс, приведшая к тому, что “героическое потеряло свое сакральное, глубинное содержание” и вышло на уровень “лозунга и программы”; на роль героя теперь мог претендовать кто угодно [26,с. 108–109].
19 Конструктивный подход был активно использован марксизмом, провозгласившем о возникновении “новой исторической формы героизма” — “массовом героизме” [18, c. 120].Критикуя противопоставление героя народу, марксизм пытался доказать историческую необходимость массового героизма: “Быть в эпоху массового революционного движения эстетом индивидуальных героических усилий самопожертвования — значит разойтись с действительностью…” [7, c. 474].
20 “Новая историческая форма героизма” была сконструирована не только как массовое, но и будничное явление. По мысли марксистов, победа революции “ни в коем случае не может быть решена героизмом отдельного порыва, а требует самого длительного, самого упорного, самого трудного героизма массовой и будничной работы” [16, c. 17–18].Феномен героизма полностью утратил свое сакральное содержание и экстраординарность.
21 В ХХ столетии героизм окончательно превратился в искусственный конструкт. Право быть героем стало во многом зависеть от удачного попадания в “фокус” господствующей идеологии.Герой должен был быть символом этой идеологии. Активное использование для конструирования героических образов средств массовой информации привело к подмене героического величия феноменом селебрити. Поклонение героям сменилось культом “звезд”…
22 Такова, в самых общих чертах, историческая динамика феномена героизма в культурном пространстве Западной Европы.
23 В отечественной культуре этот феномен появился лишь в XYIII веке. В то время как Европа сожалела об уходящей “эпохи героев”, в русской общественной мысли идея героизма только начала пробивать почву, получив свой импульс в связи с задачей выработки образа революционера-борца. Однако иностранный феномен героизма оказался в резком противоречии с традиционным для русской культуры феноменом подвига. Перейдем к рассмотрениюэтого вопроса.
24 Историческая динамика феномена подвига. Слово “подвиг”(представляющее собой отглагольное имя существительное (по-двиг) и восходящее к словам “подвигнуться”, “подвижничество”, — означающим движение вверх, подъем [6]) появилось в русской культуре вместе с принятием христианства. Согласно книгам Священного Писания, подвиг (подвижничество) — это деятельность, направленная на достижение нравственного совершенства, это движение к Богу (Лук. 13:24; 1 Кор. 9:25; 1 Тим. 6:12; Евр. 12:4).
25 Таким образом, феномен подвига изначально возник как индивидуально-психологический. Как и феномен героизма, он имел сакральную составляющую — хотя и иного характера: через подвижничество человек восходил к Богу — герой олицетворял собой нисшедшую к человеку божественную силу. Осмыслению феномена подвижничества посвящено немало философско-религиозных трудов. В контексте нашей темы особое значение имеют работы В.А. Кожевникова “О значении христианского подвижничества в прошлом и настоящем” (1909 г.) и С.Н. Булгакова “Героизм и подвижничество (Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции)” (1909 г.) [4; 11; 12].
26 Практика подвижничества особенно активно развивалась в период становления монашества, оформившись в целую духовную науку — аскетику. При этом подвижничество и аскетический уклад жизни распространялись далеко за пределы обителей. Весь русский народ воспитывался “в духе христианско-подвижническом”, причем такое воспитание “велось последовательно, настойчиво и авторитетно: в храме, в школе и в домашнем быту” [12, c. 1400]. Подвижничество было массовым явлением, определяя собой исконные черты русского народа. В.А. Кожевников отмечает, что, хотя аскетический идеал имел немалое значение и для народов Западной Европы, но они не вобрали его в себя так глубоко, как Древняя Русь, которая даже не знала другого религиозно-нравственного идеала. У нее “не было иного образовательного и воспитательного начала, какое было дано для Запада в лице античной греко-римской культуры” [12, с. 1394].
27 Несмотря на то, что феномен подвига связывался с внутренним устроением личности человека, он проявлялся и во внешнем, социальном плане: “В нравственно-аскетическом идеале, поднятом на всю высоту его благодатной силы в лице истинных праведников, осязательно проявлялась способность и возможность благотворно влиять на весь мир” [11, с. 1278]. Как свидетельствует история, русское монашество отличалось и на ратном поле; князья-воины, преуспевавшие на полях сражений, принимали монашеский постриг: Илья Муромец, Александр Невский, Пересвет и Ослябя, Дмитрий Донской… Сегодня мы говорим о них как о “русских национальных героях”, раньше их называли“святыми подвижниками”.К XIV–XY вв. понятие “подвиг” стало связываться со словами “мужество”, “храбрость” [6].
28 Святоотеческая аскетика [14, c. 616–620] говорит о различных ступенях подвижнической деятельности. Выделяются следующие виды подвигов: начальный — телесный (деятельное подвижничество), следующий за ним — душевный (созерцательное подвижничество), высший — духовный (исихазм). Находясь в миру, человек, как правило, имеет возможность только для деятельного подвижничества — но оно рассматривается как обязательное условие его повседневной жизни.“Подвижничество совместимо со всякой внешней деятельностью”, — говорит С.Н. Булгаков [4, c. 57] и далее комментирует: “Это понятие может быть распространено за пределы монастыря и применено ко всякой работе… Врач и инженер, профессор и политический деятель, фабрикант и его рабочий одинаково при исполнении своих обязанностей могут руководствоваться…совестью, велениями долга” [Там же, c. 58]. Представление о совместимости подвижничества “со всякой внешней деятельностью” в XVII–XVIIIвв. дало понятию “подвиг”еще одно его значение: “проявлять себя в той или иной области деятельности, добросовестно, самоотверженно трудиться” [6].
29 В XVIII веке, как уже отмечалось, в русской культуре появились понятия “герой” и “героизм”, связанные с началом революционного движения в среде интеллигенции и обозначавшие феномены, глубоко чуждые практике подвижничества.
30 Противопоставление феноменов подвига и революционного героизма ярко показано С.Н. Булгаковым. Если для подвижничества характерно “верное исполнение своего долга” перед Богом и людьми, то отличительной чертой революционного героизма является “героическое самоутверждение”, “искание великих деяний”:“героический интеллигент не довольствуется ролью скромного работника, его мечта — быть спасителем человечества” [4, c. 40-52]. “Поставление себя вместо Бога”проявляется не только в целях и планах, но также“путях и средствах их осуществления”. Революционный герой, ради осуществления своей идеи “освобождает себя от уз обычной морали, разрешает себе право… на жизнь и смерть других людей” [Там же, c. 49]. Показывая, что героическое самоутверждение “несет в себе разъединяющее начало”, С.Н. Булгаков называет его “лже-героизмом” [Там же, с. 44–49]. В основе настоящего героизма лежит подвижничество: “при наличности соответствующих исторических обстоятельств… подвижники осуществляют деяния, именуемые героическими”; при этом, такие деяния они совершают “не во имя свое, а во имя Божие, не героически, но подвижнически” [Там же, с. 58].
31 Главная цель работы С.Н. Булгакова состояла в призыве русской интеллигенции стать на путь подвижничества и остановить развитие революционного героизма. Однако события разворачивались в другую сторону. Революционный героизм русской интеллигенции сменился “массовым героизмом революционного пролетариата”. А понятие “подвиг” стало употребляться с ироничным оттенком — в значении “пустое, глупое, бессмысленное занятие” [6, с. 479].
32 Сближение понятий “подвиг” и “героизм”, образование устойчивого речевого конструкта “героический подвиг”, по-видимому, произошло в годы Великой Отечественной войны. Тогда же — было прервано обесценивание феноменов подвига и подвижничества, осознание их значения как культурно-исторических феноменов. Одно из оснований для такого предположения мы усматриваем в многочисленных памятниках героическим событиям Великой Отечественной войны. Среди них — огромное количество безымянных: Неизвестному солдату, Труженикам тыла, Медицинским сестрам… Это — памятники не “неизвестным героям” (герои всегда известны), это — памятники подвигу народа. “Имя твое неизвестно, подвиг (выделено — Т.В.) твой бессмертен”, — таковы строки эпитафии на Общенациональном мемориале воинской славы у стен Московского Кремля1.
1. Автором эпитафии считается С. Михалков.
33 Феномен подвига в годы Великой Отечественной войны вновь стал массовым и повседневным. Истоки этого — в формировавшемся веками подвижническом складе русского характера: “неослабной самодисциплине, выдержке, терпении и выносливости…верном исполнении своего долга” [4, с. 58]. Именно к подвижническому настрою народа апеллировала идеологическая пропаганда времен Великой Отечественной войны, обращаясь к глубокой истории нашей страны [13, c. 48].
34

ПОДВИГ И ГЕРОИЗМ КАК ИНДИВИДУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ
35 Феномену героизма, как уже отмечалось, посвящены работы многих зарубежных и отечественных психологов. Феномен подвига, напротив, практически не исследовался учеными; здесь имеется множество богословских трудов, отличающихся высоким психологическим дискурсом. Рассмотрим вначале феномен героизма.
36 Психологические исследования феномена героизма. Обзор начнем с современных зарубежных исследований, строящихся, в основном, на изучении мнений и представлений о героях. Учеными фиксируется крайняя неоднородность представлений. Так, например, по данным Аллисона и Гетелса, среди определяемых как “герои” фигурируют: политические деятели прошлого и настоящего (3 %), известные медийные личности (4 %), духовные учителя и пророки (6 %), родственники опрашиваемых (32 %), персонажи популярных книг и мультфильмов (34 %) [27,с. 26].Однако, несмотря на пестроту “пантеона современных героев”, базовое понятие “героизма” сохраняет свое архетипическое содержание. Героями считаются отважные, умные,самоотверженные и вдохновляющие лидеры [32].
37 Многие современные зарубежные исследования в облике героя подчеркиваютнравственные черты (склонность к сопереживанию, доброта, альтруизм) и высокий уровень волевых качеств: готовность преодолевать серьезные испытания и даже жертвовать своей жизнью [27–28; 30; 33–34и т. д.]. При этом, героями считаются не только те, кто “совершает экстраординарные поступки”, но “и те, кто просто борется с болезнью или смертельным недугом”, “справляясь с этими общими для всех людей проблемами с необычайным мужеством и достоинством” [27, c. 28–29].
38 Несмотря на то, что существенной характеристикой героизма является признание в обществе, героический поступок может быть никак не связан с желанием славы; он выступает воплощением высших духовных потребностей человека [32].
39 Однако связь героизмас современным культом селебрити раскрывает его индивидуально-психологический план и с другой стороны. Мотив славы, желание обеспечить себе высокий социальный статус нередко являются ключевыми в героическом поступке [35]. Социальная значимость героического поступка может отходить на второй план, уступая место “зрелищности” и риску. Этот аспект выступает даже основанием для построения типологии героизма. Так, Ф. Фарли выделяет“героизм с большой буквы”, сопряженный со значительным риском, возможностью серьезной травмы и даже смерти, и “героизм с маленькой буквы”, не предполагающий большого риска и негативных последствий [29].
40 Наибольшую ценность в исследовании феномена героизма, на наш взгляд, имеют работы отечественных ученых, выполненные в годы Великой Отечественной войны. В основе этих работ лежат не мнения и представления о героях, а непосредственное участие в героических событиях.
41 Среди научных трудов военного времени, посвященных феномену героизма, прежде всего, следует отметить работы М.М. Рубинштейна “Рождение героя (психологический очерк)” (1943) и Д.И. Рамишвили “Психологическая сущность героического поступка и типология героев” (1943). В этих работах была предпринята попытка психологического анализа героического поступка; в центре внимания ученых оказалась мотивационно-волевая сфера личности.
42 В формировании мотивационной стороны героического поведения большое значение придавалось актуализации нравственного эталона. Виделось важным подчеркнуть историческую преемственность русского и советского народа: несокрушимость духа и любовь к Родине раскрыть как исконные черты, уходящие корнями в глубины исторической памяти. Нравственный эталон героического поведения раскрывался в статье Н.М. Коробкова “Национальные черты русского военного искусства” (1943), книгах К.В. Пигарева “Солдат — полководец: Очерки о Суворове” (1943) и А.Ю. Кривицкого “Традиции русского офицерства” (1945).
43 Среди исследований, посвященных волевому компоненту героического поведения, нельзя не отметить труды Б.М. Теплова“Ум и воля военнослужащего” (1943), Н.Д. Левитова “Воля и характер бойца” (1944), М.П. Феофанова “Воспитание смелости и мужества” (1941), Г.А. Фортунатова “Страх и его преодоление” (1942), Л.Н. Мосиава “Стойкость бойца и психологические основы ее воспитания” (1943) и др.
44 В ряду психологических работ времен Великой Отечественной войны, особое место, на наш взгляд, занимает подготовка С.Л. Рубинштейном 2-го издания фундаментального труда “Основы общей психологии”. В этой книге автор поднимает вопрос о внутренних истоках героического поведения и раскрывает геройский поступок как волевой акт, мотивированный чувством долга.
45 Рассматривая конкретные эпизоды Великой Отечественной войны2, С.Л. Рубинштейн комментирует:“Вот человек: жизнь уже покидает его, обескровленный мозг затухает; сознание его мутнеет, он не осознает уже самых элементарных вещей… — но одна мысль, единственная освещенная точка среди все уже заволакивающей тьмы, держится несокрушимо до самого конца: “Разрешил ли я возложенную на меня задачу? Выполнил ли я свой долг?!” И на этой мысли — силой исходящего от нее напряжения — держится и с нею кончается жизнь”.Ученый заключает: мысль о долге, об ответственности — самая прочная мысль в сознании, с нею оно пробуждается и гаснет [20, c. 440–441].
2. В книге приводятся эпизоды Сталинградской битвы по материалам газеты “Правда”.
46 Основу героического поведения С.Л. Рубинштейн усматривает в установлении особых отношений между двумя компонентами воли: влечениями и долженствованиями3. Уоднихлюдей, — говорит автор, должное не является значимым, “нравственное содержание не входит в мотивы и не детерминирует как таковое воли”. У других — должное осознается как значимое, но переживается как чуждая внешняя сила, противостоящая личному; воля в таком случае “расщепленана внешние друг другу компоненты — влечения и долженствования и поглощена разрешением их постоянно возобновляющегося конфликта”. У третьих, должное выступает как “кровное, личное”; воля в таком случае становится “цельной, монолитной” [20, c. 593].
3. Источником влечений у С.Л. Рубинштейна являются органические, телесные потребности человека. Должное —у него—это общественное, общественно-значимое.
47 Становясь личностно-значимым, общественно-значимое “порождает в человеке динамические тенденции долженствования более мощные, чем любые личностные влечения”. Ученый пишет: “Действенная сила тенденций долженствования…проявилась с изумительной мощью в несметных героических делах советских людей на фронтах Великой Отечественной войны”[20, c. 440]. Перечисляя героев — Н. Гастелло, 28 панфиловцев, 16 гвардейцев во главе с В.Д.Кочетковым, 12 краснофлотцев во главе с Трушкиным…, он заключает: “подвиги этих людей войдут в историю”, “станут легендарными” [Там же].
48 Размышляя об истоках героического поведения, С.Л. Рубинштейн (скорее всего, даже незаметно для самого себя) переходит к использованию понятия “подвиг”. Такой переход, на наш взгляд, не случаен. Представления С.Л. Рубинштейна об истоках героического поведения во многом созвучны святоотеческому учению о подвижничестве. Перейдем к его рассмотрению.
49 Святоотеческое учение о подвиге: индивидуально-психологическая сторона. Феномен подвига, как уже отмечалось, изначально был связан с задачей нравственного совершенствования человека. Такая задача встала перед человеком вследствие грехопадения, разрушевшего всю изначальную гармонию его бытия.
50 Одной из самых поврежденных оказалась потребностная сфера. Ее состояние стало противоестественным и противоречивым: “Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю…” [Римл. 7: 15]. Согласно святоотеческому учению, базовымипотребностями человека являютсядуховные потребности. Святитель Феофан Затворник говорит: “По первоначальному своему устройству, человек должен бы жить в духе, и им определяем быть в своей деятельности” [23, c. 44]. В акте творения в природу человека также были заложены потребности, которые в психологической науке называются социальными потребностями. Библия повествует: “И сказал Господь Бог: не хорошо человеку быть одному; сотворим ему помощника, соответственного ему”[Быт. 2:18].
51 Что касается телесных (органических) потребностей, то они, практически отсутствовали у первозданных людей. Святитель Иоанн Златоуст говорит: “Человек жил на земле, как ангел какой; был в теле, но не имел телесных нужд” [9, c. 107].
52 Грехопадение изменило людей: телесные потребности стали резко разрастаться, превратившись в страсть самоугождения. Социальные и духовные потребности сдвинулись на “задний план” — человек отдалился от Бога и других людей и замкнулся на самом себе, что привело к образованию полного разлада в его существовании: “Плоть желает противного духу, а дух — противного плоти, и оба они друг другу противятся” [Гал. 5:17].
53 Подвижничество имеет своей ближайшей задачей упорядочение потребностей человека по принципу иерархического подчинения. Решение этой задачи связывается с волей. Обладая свободой воли, человек может управлять своими потребностями. Аскетика настраивает человека, прежде всего, на самоограничение своих телесных потребностей. Это напряженная и многотрудная работа над собой, требующая волевой борьбы.
54 Согласно святоотеческому учению, воля — это сила, исходящая из влечений человека и проходящая через суд его совести [14, c. 443].В текстах Священного Писания [Мф. 5:25; Осия 5:11 и др.] совесть именуется “Соперником”.Совесть повелевает человеку делать то, что должно — но его воля, будучи связана с влечениями, противится Сопернику.“Влечения”вступают в борьбу с “долженствованиями” — святоотеческое учение называет этот процесс “невидимой бранью”.
55 “Невидимая брань” часто заканчивается уступкой влечениям. Голос совести становится не слышным для человека, чувство долга атрофируется: “Соодоле Ефрем соперника своего, попра суд…”[Осия 5:11]. Победа над Соперником, однако, оборачивается для человека поражением: воля теряет свободу — попадает в “плен самоугождения влечениям”.
56 У подвижника невидимая брань идет всю жизнь. Он постоянно принуждает свою волю к исполнению велений совести, “настраивая свои силы на то, к чему у них нет расположения” [25, c. 7].
57 Результат подвижничества — возвращение первозданной иерархии потребностей ирадикальное изменение всего мировосприятия человека: смещение (по-двиг) центра с самого себя. Самоугождение влечениям сменяется духовной жизнью, любовью — к людям, ближним и дальним, к Богу. Человек начинает “жить в духе, духу подчинять и духом проникать все душевное, а тем паче телесное, а за ним и все свое внешнее. Се — норма!” [24, c. 46].
58 Завершая рассмотрение феноменов подвига и героизма на индивидуально-психологическом уровне, отметим ряд пересечений святоотеческой мысли и научного психологического знания, позволяющих, не только лучше понять сущность обсуждаемых феноменов, но и увидеть их принципиальное значение для психологической науки.
59 Во-первых, нельзя не заметить созвучие представлений С.Л. Рубинштейна и святоотеческой мысли о волевой динамике, обеспечивающей осуществление героического поступка/подвига: противоречие (борьба) “влечений” и “долженствований” снимается доминированием “долженствований”. Имеется, правда, расхождение в понимании характера противоречия, проистекающее из разной интерпретации источника долженствований. У С.Л. Рубинштейна должное — это общественное; противоречие влечений и долженствований выступает как противоречие внутреннего и внешнего. Для святоотеческой мысли должное — это веления совести; противоречие выступает как внутреннее. Современная психология редко обращается к исследованиям совести, ее роли в осуществлении волевого акта. Но еще в начале ХХ века У. Джемс включил совесть в схему волевого действия; подчеркивая драматизм этапа борьбы мотивов, ученый сравнивал его с битвой Давида и Голиафа [Цит. по: 8, с. 460]. Заметим также, что включение совести в схему волевого действия и, соответственно, перевод конфликта “влечений” и “долженствований” во внутренний план, — полностью совпадает с современным пониманием процесса психического развития человека — как обусловленного внутренними противоречиями[1, c. 462].
60 Во-вторых, обращает на себя внимание тот факт, что и научная, и святоотеческая мысль указывают на связь воли с потребностной сферой. Ученые говорят об этой связи как о сложной и даже противоречивой. Так, С.Л.Рубинштейн, с одной стороны, отмечает зарождение воли в потребностях, а с другой стороны, раскрывает волевой акт как процесс преодоления природных влечений [20, c. 589]. Созвучное мнение высказывает и В.И. Слободчиков, замечая, что связь воли с потребностной сферой не столько данность, сколько заданность [21, c. 262].
61 Как известно, научные классификации потребностей в основу кладут телесно-органические. Одной из самых популярных является “пирамида потребностей” А. Маслоу, согласно которой“включение” потребностей каждого вышележащего уровня возможно только при удовлетворении всей иерархии нижележащих потребностей (витально-органических, в безопасности, в привязанности и т.д.) [19, c. 108–117]. Однако героические поступки и подвижнический опыт свидетельствуют об обратном: о способности человека переступать через свои витально-органические потребности, преодолевать страх за свою жизнь и даже чувство привязанности к родным и близким. Воля, собранная “долженствованиями”, способна сдвигать эти потребности на “задний план”. Святоотеческая мысль такой сдвиг (по-двиг) рассматривает в аспекте заданности, связывая его с ответственностью человека за свободу воли. Опираясь на это представление, можно предположить, что через этот сдвиг и раскрывается действительная связь воли с потребностной сферой.
62 В-третьих, нельзя не отметить пересечений святоотеческого учения о подвиге с теорией доминанты А.А. Ухтомского (и ее развитием в современной психологической практике), а также — трудами Ж. Пиаже, Л.С. Выготского, А.В. Запорожца и др., — раскрывающими онтогенетическую динамику как процесс децентрации.
63 Открыв в работе нервной системы “специфически человеческую доминанту” — “на Другого” — А.А.Ухтомский говорил, что человек призван воспитать ее в себе, “преодолевая самого себя и свой индивидуализм” [22, c. 437]. В развитие учения “О доминанте” огромный вклад внесли М.М Бахтини Т.А. Флоренская, заложив основы психологической практики, помогающей человеку услышать “голос совести”, укрепить способность жить по чувству долга.
64 Следствием процесса децентрации является расширение сознания, смещение его фокуса — “на Другого”. Такое расширение свойственно и герою, и подвижнику. Нетрудно, однако, увидеть различие между ними в локализации доминанты “на Другом”. В первом случае, доминанта находится в социальном измерении (“Другой” — это те или иные общности людей). Во втором случае доминанта выходит в метафизическое измерение (“Другой” — это Бог). Здесь нам видится прямая связь с теорией уровней сознания Б.С. Братуся [2].
65

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ
66 Целью настоящей работы, актуализированной проблемой обесценивания феноменов подвига и героизма, являлось выявление сходства и различия данных феноменов, а также — привлечение к ним внимания отечественных психологов. Исходными посылками к проведению дифференциации являлись разные культурно-исторические “корни” феноменов подвига и героизма.
67 Обобщая итоги проделанной работы, резюмируем:
68
  1. Разные культурно-исторические “корни” феноменов подвига и героизма обусловливают различия в проявлении их сущности. В феномене героизма, возникновение и развитие которого связаны с западно-европейской культурой, доминирует предметно-результативная сторона, раскрывающаяся во внешнем, социальном плане. Герой — это человек, сумевший в исключительных обстоятельствах проявить мужество и мудрость во благо других и заслужить общественное признание. “Почитание героя” — неотъемлемая черта феномена героизма. Герой выполняет функции консолидации общества и его культурной символики.
69 В феномене подвига, возникновение и развитие которого происходило на почве русской (православной) культуры, доминирует процессуально-динамическая сторона, раскрывающаяся во внутреннем, индивидуально-психологическом плане. Феномен подвига неразрывно связан с подвижничеством, особым видом православной духовной практики. Подвиг — это не одномоментный акт, требующий волевого порыва, но длительный процесс духовной работы, имеющий своей целью нравственное совершенствование. Подвижничество являлось нормой будничной жизни всякого человека.
70 2. Несмотря на наличие различий, противопоставление феноменов подвига и героизма является некорректным. Подвижничество представляет собой основу, важнейшее условие готовности к героическому поступку. Именно в силу такого характера связи обсуждаемых феноменов оказалось возможным их смешивание, а также — “заимствование” героизмом исконных отличительных черт феномена подвига (“массовость” и “повседневность”).
71 3. Проблема обесценивания феноменов подвига и героизма не может быть решена через конструктивные технологии. Конструктивизм приводит к вырождению героизма в лже-героизм в самых разнообразных вариантах: от “массового революционного героизма” конца XIX–началаXX вв. — до современного культа селебрити.
72 4. Проблема обесценивания феноменов подвига и героизма — следствие духовно-нравственной деградации общественной жизни. Важно не столько культивировать героизм, сколько возрождать идею подвига и практику подвижничества. Наши зарубежные коллеги, разрабатывающие специальные программы обучения героизму, к сожалению, ничего не знают (или знают лишь понаслышке) об уникальном русском феномене подвига. Решающее слово в этом вопросе — за отечественными психологами.
73 Результаты, полученные в настоящей работе, на наш взгляд, касаются не только практико-ориентированных направлений психологической науки, для которых проблема обесценивания феноменов подвига и героизма имеет непосредственную актуальность, но и сугубо академических исследований, связанных с решением теоретико-методологических проблем. Круг этих проблем (далеко не полный) мы попытались обозначить. Он включает в себя вопросы нравственной регуляции волевого акта и его механизмов, связи воли с мотивационно-потребностной сферой, преодоления эгоцентризма как нормы психического онтогенеза человека, овладения человеком свободой воли и его субъектности…
74 Выход на фундаментальные проблемы психологической науки через феномены подвига и героизма обусловлен их исключительной значимостью для понимания природы психического и процессов психического развития человека. Вовсе не случайной является подмеченная В.А. Кольцовой и Ю.А. Олейником отличительная особенность исследований отечественных психологов времен Великой отечественной войны: будучи нацеленными на решение конкретных практических задач – они часто приобретали “глубоко фундаментальное звучание” [13, c. 46].
75 Нельзя не вспомнить и о том, что массовые подвиги нашего народа и небывалый героизм в годы Великой Отечественной войны побудили С.Л. Рубинштейна к подготовке 2-го издания фундаментального труда “Основы общей психологии”, к постановке новых методологических задач. Завершая этот труд в мае 1945 года, он писал, что “в свете всего происшедшего и пережитого… необходимо с новой остротой и значительностью поставить вопрос о человеке, о мотивах его поведения и задачах его деятельности, о его сознании” [20, с. 7].
76 Хочется надеяться, что вопросы, поднятые в настоящей статье, не оставят равнодушными отечественных психологов и привлекут их внимание к исследованиям феноменов подвига и героизма — как в практическом, так и в теоретико-методологическом аспектах.

Библиография

1. Большой психологический словарь / Сост. и общ. ред. Б.Г. Мещеряков, В.П. Зинченко. СПб., 2007.

2. Братусь Б.С. Личностные смыслы по А.Н. Леонтьеву и проблема вертикали сознания // Традиции и перспективы деятельностного подхода в психологии. М., 1999. С. 284–298.

3. Бруно Дж. О героическом энтузиазме. М., 1953.

4. Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество (Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции) // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1909. С. 27–73.

5. Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. М., 1994.

6. Виноградов В.В. История слов. М.: РАН, 1999.

7. Воровский В.В.А.И. Куприн // Хрестоматия критических материалов: русская литература рубежа XIX–XX веков. М., 1999. С. 466–475.

8. Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 2. Проблемы общей психологии / Под ред. В.В. Давыдова. М.: Педагогика, 1982.

9. Иоанн Златоуст, святитель. Беседы на книгу Бытия. М., 1993.

10. Карлейль Т.Герои, почитание героев и героическое в истории. М., 2008.

11. Кожевников В.А. О значении христианского подвижничества в прошлом и настоящем // Архив журнала “Христианское чтение” 1909. СПб.: СПбПДА, 2009. Ч. I.№ 8–9.С. 1059–1088.URL: http://www.xpa-spb.ru/libr/Kozhevnikov-VA/o-znachenii-podvizhnichestva-8-9.pdf (дата обращения: 08.06.2020);Ч. II–III. № 10.С. 1260–1288. URL: http://www.xpa-spb.ru/libr/Kozhevnikov-VA/o-znachenii-podvizhnichestva-10.pdf (дата обращения: 08.06.2020).

12. Кожевников В.А. О значении христианского подвижничества в прошлом и настоящем. Ч. IV // Архив журнала “Христианское чтение” 1909. № 11.С. 1394–1419. СПб.: СПбПДА, 2009.URL:http://www.xpa-spb.ru/libr/Kozhevnikov-VA/o-znachenii-podvizhnichestva-11.pdf (дата обращения: 08.06.2020).

13. Кольцова В.А., Олейник Ю.И. Психологи в годы войны: подвиг на века // Знание. Понимание. Умение. 2005. № 2. С. 40–51.

14. Коржевский В.,свящ. Пропедевтика аскетики: компендиум по православной святоотеческой психологии. М., 2004.

15. Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима / Сост. А.А. Нейхардт. М., 1987.

16. Ленин В.И. Великий почин / Полное собрание сочинений. М.: Политиздат, 1970.Т. 39. С. 9–29.

17. Лихачев Д.С. Заметки о русском. М., 1981.

18. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2 изд.Т. 8. М.: Политиздат, 1957.

19. Маслоу А. Самоактуализация // Психология личности. Тексты. М., 1982.С. 108–117.

20. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. СПб., 2000.

21. Слободчиков В.И., Исаев Е.А. Основы психологической антропологии. Психология человека: Введение в психологию субъективности. М., 1995.

22. Ухтомский А.А. Заслуженный собеседник. Рыбинск, 1997.

23. Феофан Затворник, святитель. Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться. Л., 1991.

24. Феофан Затворник, святитель. Внутренняя жизнь. М., 1993.

25. Феофан Затворник, святитель. Путь ко спасению. Краткий очерк аскетики. М., 1994.

26. Хёйзинга Й. Тени завтрашнего дня: Диагноз духовного недуга нашего времени // Хейзинга Й. Тени завтрашнего дня. Человекикультура. Затемненныймир. СПб., 2010. С. 17–158.

27. Allison S.T., Goethals G.R. Heroes: What they do and why we need them. New York: Oxford University Press, 2011.

28. Allison S.T., Goethals G.R. Heroic leadership: An influence taxonomy of 100 exceptional individuals. New York: Routledge, 2013.

29. Farley F. The Real Heroes of “The Dark Knight” // Psychology Today.July 27. 2012.

30. Franco Z.E., Blau K., Zimbardo P.G. Heroism: A conceptual analysis and differentiation between heroic action and altruism // Review of General Psychology. 2011. №15(2). P. 99–113.

31. Franco Z.E., Zimbardo P.G. The banality of heroism // Greater Good. 2006. № 3(2). P. 30–35.

32. Kinsella E.L., Ritchie T.D., Igou E.R.Lay perspectives on the social and psychological functions of heroes // Frontiers in Psychology. 2015. №6. P. 1–12.

33. Kohen A.Untangling heroism: Classical philosophy and the concept of the hero. New York: Routledge, 2015.

34. Walker L.J.Moral personality, motivation, and identity // Eds. M. Killen and J. G. Smetana / Handbook of moral development. New York: Psychology Press, 2014. P. 497–519.

35. Ward P. Gods Behaving Badly: Media, Religion, and Celebrity Culture. London: SCM Press, 2011.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести